В "господской" палате царила тишина. Рядом с больной расположилась ее мать, крепкая пожилая женщина, она сидела под ночником, листая журнал, но увидев Ольгу, отложила его и, улыбнувшись, встала:
— Солнышко, иди-ка сюда, — старушка обняла девушку и посадила рядом с собой. — Почему ты не отдыхаешь?
— Да что-то не хочется, возможно, от перевозбуждения…
Договорить она не успела, потому что дверь приоткрылась, и в палату заглянул Васильевич:
— Вам звонят в ординаторскую, — тихо сказал он старушке, а когда та вышла, поинтересовался у девушки. — Как ты, Оля?
— Нормально и… посторожите снаружи.
— Что?.. — он, казалось, не поверил собственным ушам.
— Я хочу посмотреть, что не дает пани Наталье очнуться. А посторонние глаза будут мешать, понимаете?
Врач какое-то мгновенье пристально всматривался ей в лицо, но затем кивнул головой и вышел. А Ольга подошла к больной, положила руки ей на виски и закрыла глаза. По пальцам сразу застучало частым пульсом, следом за которым она нырнула внутрь естества женщины, пытаясь понять, что же не дает той очнуться. И хотя девушка не могла объяснить, откуда у нее это знание, но была уверена, что все делает правильно. А вскоре Ольга вздохнула с облегчением, поняв, что нежелание "проснуться" у пациентки — это последствия шока от аварии, а значит, всё не так страшно. Она улыбнулась и вышла в коридор, где ее терпеливо ждал Васильевич.
— Всё будет хорошо, — тихо сказала девушка. — Думаю, утром она сама очнется, а сейчас сон для пациентки — лучшее лекарство.
И ровно в шесть утра пани Наталья открыла глаза.
Василий Васильевич после дежурства пошел провожать Ольгу домой. "Ради собственного спокойствия", — объяснил он. Обломки машин из ворот уже вытащили на обочину дороги, в воздухе кружились первые снежинки, медленно припорашивая страшные следы аварии, под ногами хрустел лед вчерашних луж, а на душе у Ольги было уютно и тепло.
— Скажи мне, детка, — Васильевич деликатно поддерживал красавицу под локоть, хоть ему, с его ростом под два метра, это было не очень удобно, — ты хоть понимаешь, каким даром наградил тебя Господь?
— Понимаю.
— И что дальше делать собираешься?
— Ничего. Работать, помогать людям.
— И все?
— Все, мне не нужна дешевая популярность.
— Да я же не об этом, Оля. Помнишь нашу давнюю беседу, когда ты просила дать тебе пару лет, чтоб набраться опыта?
— Вообще-то меня, как тогда, так и сегодня, больше интересовала возможность погулять, — улыбнулась ему Ольга.
— И что? Ты дальше оставишь все без изменений?
— Да нет, Васильевич. Я чувствую, что мне уже не так и много времени осталось на гулянки. Совсем скоро моя жизнь, так или иначе, / изменится.