Любовный дурман (неизвестный) - страница 35

«Проступок мне подари того,
кто споткнулся, ты —
Раба покрывают ведь щедроты его владык,
С злодея достаточно вины от греха его,
Мучение раскаяния уже бесполезно ведь.
Все сделал, к чему зовет пристойность,
сознавшись, я,
Где то, чего требует прощение великих душ?»

Молодые люди долго обменивались упреками, каждый рассказывал, что с ним случилось, они читали друг другу стихи и проливали реки слез, сетовали друг другу на силу любви, муки страсти и волнения, пока совсем не обессилили. Между тем вечерело. На Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Наряд этот как нельзя лучше оттенял красоту девушки, прелесть и изящество, и отличился тот, кто сказал о ней:

Явилась в зеленом платье полной луной она,
Застежки расстегнуты и кудри распушены.
«Как имя?» — я молвил, и в ответ мне она:
«Я та, что сердце прижгла влюбленных
углем пылающим.
Я — белое серебро, я — золото; выручить
Плененного можно им из плена жестокого».
Сказал я: «Поистине, в разлуке растаял я!»
Она: «Мне ли сетуешь,
коль сердце мое — скала?»
Сказал я ей:
«Если сердце камень твое, то знай:
Заставил потечь Аллах
из камня воды струю».

Когда наступила ночь, Ситт-Мариам спросила у девушек: «Заперли ли вы ворота?» — «Мы их заперли», — ответили те. Царевна обратилась к своим спутницам со словами: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать — я тосковала по ней в мусульманских странах, а вы ложитесь спать, где хотите». — «С любовью и уважением, а ты делай что желаешь», — сказали девушки.

Мариам усыпила их бдительность, а сама отправилась на поиски Нур-ад-дина и нашла его сидящим в сторонке, точно на сковородке с углем, с таким нетерпением он ждал ее появления. Когда девушка подошла, Нур-ад-дин поднялся и поцеловал ей руки, она села и посадила возлюбленного подле себя, потом сняла драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нур-ад-дина к груди, они обнимались и целовались, не переставая, восклицая: «Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!». И говорили такие слова поэта:

«О первенец любви, о ночь сближения,
Не лучшая ты из ночей прекрасных —
Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.
Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?
Иль сном была для глаз ты воспаленных?
Разлуки ночь! Как долго она тянется!
Конец ее с началом вновь сближается!
Как у кольца литого, нет конца у ней.
День сбора будет прежде, чем пройдет она.
Влюбленный, и воскреснув, мертв в разлуке!»

Когда влюбленные испытали великое наслаждение и полную радость, зазвонили к заутрени.

Мариам поднялась, надела свои одежды и драгоценности, Нур-ад-дин вновь затосковал оттого, что вновь предстояла разлука с любимой, заплакал и произнес такие стихи: