Мы встали на колени перед вновь прибывшим.
– Мы должны проверить монеты, – сказал он.
Голос показался мне знакомым. Я взглянул вверх и увидел Свена Одноглазого. И он тоже смотрел на меня. Я опустил взгляд и принялся есть яблоко.
– Франкские денье, – гордо объявил Сверри, протягивая Свену несколько серебряных монет.
Но Свен не взял их. Он смотрел на меня.
– Кто это? – вопросил он.
Сверри тоже взглянул на меня.
– Осберт, – ответил он и выбрал еще несколько монет. – A это пенни Альфреда, – сказал он, протягивая деньги Свену.
– Осберт? – переспросил тот, все еще не сводя с меня единственного глаза.
Сейчас я не был похож на Утреда Беббанбургского. На моем лице появились новые шрамы, нос был сломан, нечесаные волосы превратились в громадную спутанную гриву, борода стала клочковатой, а кожа сделалась темной, как мореное дерево. И все-таки Свен пристально глядел на меня.
– Поди сюда, Осберт, – сказал он.
Я не мог уйти далеко, потому что цепь на шее удерживала меня рядом с остальными гребцами. Но я встал, зашаркал к нему и снова опустился на колени, потому что был рабом, а он – господином.
– Посмотри на меня, – приказал Свен.
Я повиновался, уставившись в его единственный глаз, и увидел, что Свен облачен в кольчугу и прекрасный плащ и сидит на великолепном скакуне.
Я заставил свою правую щеку подергиваться и трястись, а потом ухмыльнулся, словно рад был видеть его, и судорожно замотал головой. Свен, должно быть, подумал, что я всего лишь один из полубезумных рабов, потому что взмахом руки отослал меня прочь и взял монеты у Сверри.
Они долго торговались. Наконец Свен решил, что получил достаточно монет из хорошего серебра, и нам, гребцам, было приказано отнести бочки и кадушки вниз, на корабль.
Сверри врезал мне по плечу, когда мы двинулись в путь.
– Ты что это вытворял?
– Ты о чем, хозяин?
– Ну, трясся, как идиот. Дергался.
– Боюсь, у меня начинается лихорадка, хозяин.
– Ты знал раньше этого человека?
– Нет, господин.
Похоже, Сверри не поверил, но не стал допытываться и оставил меня в покое. Мы погрузили бочки на «Торговца», который все еще был наполовину вытащен на берег. Поскольку я больше не трясся и не дергался, пока мы грузили провиант, Сверри понял, что лихорадка тут ни при чем, и снова призадумался над моим странным поведением. A потом он опять ударил меня, поскольку его вдруг осенило:
– Ты ведь из этих мест, так?
– A где мы сейчас находимся, господин?
Он снова ударил меня, сильнее, а другие рабы злорадно наблюдали эту сцену. Один только Финан сочувствовал мне, но ничего не мог поделать.