– Какой толк будет от такого насилия? – в конце концов едко спросил он.
– Это научит их бояться нас, – ответил я.
– Бояться нас, – эхом отозвался он, произнося каждое слово очень отчетливо и насмешливо.
Его перо царапало по пергаменту.
Эркенвальд призвал меня в свой дом, стоявший рядом с дворцом Этельреда, и дом епископа оказался на редкость неуютным. В большой главной комнате не было ничего, кроме пустого очага, скамьи и высокого стола, за которым он писал.
На скамье сидел молодой священник и молча тревожно наблюдал за мной и епископом. Я не сомневался – он здесь только для того, чтобы быть свидетелем. Если во время нашей встречи разгорится спор, у епископа будет тот, кто подтвердит его версию случившегося.
Но на этой встрече прозвучало мало слов, потому что Эркенвальд снова надолго перестал обращать на меня внимание, согнувшись над столом и впившись глазами в слова, которые так старательно царапал.
– Если я не ошибаюсь, – внезапно заговорил он, не отрывая взгляда от пергамента, – датчане только что уничтожили самый большой флот из всех, когда-либо собиравшихся в Уэссексе. Я сомневаюсь, что они испугаются, если ты взбаламутишь воду своими несколькими веслами.
– Итак, мы оставим воды спокойными? – сердито спросил я.
– Осмелюсь сказать, – начал он, потом помедлил, выводя очередную букву, – осмелюсь казать, что король желал бы, чтобы мы не совершили ничего такого, что усугубило бы, – еще одна пауза, пока выводится еще одна буква, – усугубило бы злосчастную ситуацию.
– Злосчастная ситуация, – сказал я, – это когда его дочь ежедневно насилуют датчане? И ты ожидаешь, что мы будем бездействовать?
– Именно. Ты уловил суть моих приказов. Ты не будешь делать ничего, что ухудшило бы ситуацию.
Епископ все еще не смотрел на меня. Обмакнув перо в чернила, он осторожно дал стечь чернилам с кончика, после чего спросил:
– Как ты можешь помешать осе жалить тебя?
– Убью ее, прежде чем она ужалит, – ответил я.
– Ты можешь помешать ей, если не будешь двигаться, – сказал епископ. – Именно так мы и будем себя вести. Мы не будем делать ничего, что ухудшило бы положение дел. У тебя есть доказательства того, что госпожу насилуют?
– Нет.
– Она для них очень ценна, – сказал епископ, повторив мой собственный довод, который я привел в разговоре со Стеапой. – И я полагаю, они не сделают ничего, что уменьшило бы ее ценность. Без сомнения, ты лучше меня осведомлен об обычаях язычников, но, если у наших врагов есть хоть толика здравого смысла, они будут обращаться с пленницей с уважением, приличествующим ее сану.