Мы с Гизелой тоже ощущали довольство, как и Альфред с Эльсвит, хотя я думаю, что наше путешествие было более счастливым, потому что наше судно танцевало по освещенным солнцем морям, подгоняемое порывистым теплым ветром.
А Этельфлэд?
Я видел это на ее лице. Я видел в ее сиянии всю внезапно посетившую ее любовь, и все несчастья, которые должны были последовать за этим, и все слезы, и все разбитые надежды. Она совершала путешествие, путешествие любви, но ее ждал шторм столь суровый и темный, что сердце мое почти разбилось от жалости к ней.
– Господин Утред, – сказала Этельфлэд, приблизившись.
– Моя госпожа, – ответил я и поклонился.
А потом мы стояли молча.
Виллибальд непрерывно болтал, но мы с Этельфлэд едва ли слушали его. Я смотрел на нее, она улыбалась мне, и солнце освещало тот весенний высокий холм, над которым пели жаворонки. Но я слышал только гром, сотрясающий небо, и видел только волны, разбивающиеся в белой ярости, и затопляемый корабль, и его отчаявшуюся тонущую команду.
Этельфлэд была влюблена.
– Твой отец посылает тебе свою любовь, – сказал я, обретя наконец дар речи.
– Бедный отец, – проговорила Этельфлэд. – Он на меня сердится?
– С виду он ни на кого не сердится, – ответил я. – Но он должен сердиться на твоего мужа.
– Да, – спокойно согласилась она. – Должен.
– И я здесь, чтобы договориться о твоем освобождении, – продолжал я, отметая уверенность, что освобождение – последнее, чего сейчас желает Этельфлэд. – Ты будешь рада узнать, моя госпожа, что все решено и ты скоро будешь дома.
Она не выказала радости, услышав эту новость. Отец Виллибальд, не сознавая ее истинных чувств, просиял, глядя на нее, и Этельфлэд одарила его кривой улыбкой.
– Я здесь для того, чтобы тебя причастить, – сказал Виллибальд.
– Мне бы этого хотелось, – серьезно ответила Этельфлэд.
Потом подняла на меня глаза, и на лице ее на мгновение отразилось отчаяние.
– Ты меня подождешь? – спросила она.
– Подожду?
Меня озадачил этот вопрос.
– Подождешь здесь, пока дорогой отец Виллибальд будет молиться со мной в доме? – объяснила она.
– Конечно, – ответил я.
Она благодарно улыбнулась и повела Виллибальда в дом, а я отправился к укреплениям, взобрался на невысокий вал, наклонился над согретым солнцем палисадом и уставился на ручей, бегущий далеко внизу.
Корабль с драконом (резная голова была уже снята) входил на веслах в ручей, и я наблюдал, как люди отвязывают цепь сторожевого корабля, преграждающего вход в Хотледж. Корабль этот был привязан за нос и за корму тяжелыми цепями, закрепленными на массивных стволах, торчащих из илистых берегов, и его команда сняла цепь с кормы и вытравила ее с помощью длинного каната. Цепь легла на дно ручья, и корабль повернулся на прибывающей воде прилива, удерживаемый цепью на носу. Он повернулся, как створка ворот, и освободил проход.