Высокий подкрался к теленку, потянул воздух и прыгнул. Прыжок был неуклюж, но достиг цели — острые зубки прокусили на шее шкуру, пасть наполнил солоноватый вкус, а в сознание хлынул возбуждающий запах крови. Ины одобрительно заворчал, но тут же осекся: нос уловил необычный запах, и он увидел непонятный предмет. Ины осторожно вытянул шею: перед ним лежал кожаный ремешок. От него исходил запах волчат и еще чей-то, очень смутный. Кто тут был? Росомаха, любительница украсть чужого щенка? Песец, жадный пожиратель птичьих яиц? Кто? Чужой запах почти растворился в запахе волчат, но все же чуткий нос Ины ощущал его.
Волк заметался по площадке, тычась носом в песок. Рычали волчата, булькал ручей, ползли солнечные пятна, а Ины искал. И нашел; крохотная ямка справа от логова пахла громом человека. Ямка осталась от приклада карабина.
Перед семьей появилась Нэвыскэт. Минуту она наблюдала за возившимися у тушки олененка волчатами, потом бросила на них сверху куропатку и, подойдя к Ины, лизнула его в нос. Он не ответил. Нэвыскэт вопросительно глянула ему в глаза и сразу заметила тревогу. Ины виновато опустил голову, волчица обнюхала ямку, заметила ремешок, глухо поворчала и посмотрела на Ины. «Я предупреждала, — говорил взгляд Нэвыскэт. — И вот пришло время расплаты!»
Щенки утолили голод и устроили веселую возню с куропаткой. Они дергали ее, подбрасывали, вырывали друг у друга, прыгая за рассыпающимися в воздухе перьями. Над ручьем звенел возбужденный визг, так было всегда после возвращения родителей с хорошей добычей. Ины наблюдал за ними, все больше сознавая неизбежность и свершившегося события, и предстоящего действия. И когда волк окончательно понял, что выбора нет, он повернул к нижнему входу в расщелину, откуда тек звон Мечега, встряхнулся, расслабился и тут же собрал мускулы в тугие комки. Подошла Нэвыскэт, потерлась мордой о его плечо и мягко подтолкнула вперед.
…в отчетах совхозов увеличилось количество сообщений о потравах оленепоголовья волками.
Из газет
Трук-трук! Трук-трук! — покряхтывал снег.
Иногда большой пласт оседал с громким вздохом «шру-ух-х», и ноги на короткий миг теряли устойчивость.
Весной нижние слои снега постепенно испаряются. С середины дня до вечера, когда все залито солнцем, ноги проваливаются в пустоты. А утром, когда наст еще крепок, под тяжестью человека оседают целые купола, и изнутри вылетают клубы теплого воздуха. Если в снежном куполе прорезать щель и сунуть туда замерзшие руки, сразу ощутишь, как горяча живая грудь земли.
Трук-трук! — покряхтывал снег. — Трук-трук!