Несколько раз в долгой жизни Умке встречались выброшенные морем на побережье старые или умершие от ран киты. И всегда вокруг них собирались тундровое зверье и птицы. Зимой хозяйничали белые медведи, песцы, росомахи. Весной наведывались волки. Все звери в округе были тогда сыты и ленивы, приносили большое потомство. А песцы жили прямо в туше, прогрызая многочисленные норы. В годы Кита звери, питавшиеся им, переставали бояться человека: были до того смазаны жиром, что их мех терял всякую ценность, и профессиональные охотники только бессильно ругались на судьбу.
Миновав косу с тушей кита, вереница льдин по широкой дуге, подчиняясь течению, образованному косой, направилась на северо-восток. Берег исчез вдали, постепенно течение слабело, и ветер снова понес льдины на восток, в широкие ворота пролива Лонга.
Умка отъедался и отдыхал. Под стеной тороса он вырыл небольшое углубление и, лежа там, сквозь сытую полудрему наблюдал, как мимо проплывали далекие берега земли, как горы становились все ниже и наконец исчезли совсем. Только темная полоска суши приближалась и удалялась, постепенно обозначая Нутэскын, землю и заливы, которыми оканчивался Анкы — океан.
Но вот прилетел ветер и повернул льды на юг. Снова почти вплотную приблизился берег, загроможденный высокими крутыми горами. Пролив, разделяющий материки, вереница льдов миновала всего за одну ночь. Могучее течение подхватило льды и понесло на юго-запад.
Вода теплела с каждым днем и усиленно точила «судно», где находился Умка. Обломок уменьшался на глазах. Качка стала ощутимее, волны перехлестывали край, и Умка перетащил добычу подальше.
Как-то утром моржихи потолкали в воду детенышей, прыгнули следом и поплыли к полоске земли на горизонте… Это было зимнее пастбище Энмыльын, уже на южном побережье Чукотки.
В один из дней ветер усилился и волны стали высокими, как фонтаны, выбрасываемые китами. Торос долго скрипел и стонал, а потом двинулся на край льдины. Умка едва успел отскочить. Торос толкнул остатки старого Кэглючина в воду, а затем рухнул и сам. Льдина, освобожденная от огромной тяжести, чуть подвсплыла, валы теперь перехлестывали ее реже, зато негде стало прятаться.
Поверхность льдины превратилась в скользкую площадку. Умка отбежал на середину, где качка ощущалась меньше, растопырил лапы, стараясь удержаться на месте, и глянул кругом. Совсем недалеко воду взрезал высокий темный треугольник. За ним второй, третий… Касатки! Существа, наводящие ужас на всех живущих во льдах и океане!
Плавники замелькали вокруг льдины и полетели к месту, где упал Кэглючин. Одна хищница, разворачиваясь, скользнула рядом. На Умку глянул пронзительный рыжий глаз, мелькнул темный, с белой рябью бок. Умка ощетинился, но касатка рванулась к пирующей стае. Волны в том месте забурлили, над водой повисли протяжные высокие вопли. Умка смотрел, как быстро исчезали остатки его добычи в глотках огромных морских существ. И не заметил, как за спиной, в той стороне, куда плыла льдина, в просветах между волн обозначился низкий берег.