Венечка дружески обнял меня и, щекоча мою щеку усами-бородой, повел к себе в аппаратную. И там, на мониторе, то есть, попросту, на экране телевизора местного значения принялся показывать мне пленку, снятую на той самой тусовке, предупредив, однако:
— Танечка, ничего особого. Обжираются-опиваются на халяву всякие особи как принадлежащие к разным полам, так и ни к одному из них. В изумрудах-бриллиантах, в костюмах от Диора-Шанели, а никакого окороту жрут, словно век ни свободы, ни еды не видали.
Я вспомнила, что надо бы хотя бы приличия ради спросить, как ты, Венечка, сам-то живешь, прочны ли досочки под твоими ногами на этой неверной посудине под названием «Телевидение». И спросила. И он ответил, с ухмылкой прожженного пройдохи, которым он никогда не был, но хотел быть:
— «Люди жили в тыкве и питались ею». Это про меня. Ничего кроме.
… А ведь сказочное, чудесное это дело — вернуть уже из небытия событие и людей, в нем участвовавших! Вруби монитор и… Все-таки, человечество быстро привыкает к проявлениям своей гениальности! Слишком быстро разучивается удивляться даже самому себе…
Эта тривиальная мыслишка наложилась на медленное, торжественное продвижение по широкой просторной лестнице одетых по-бальному мужчин и женщин, которые, ясное дело, исключительно удачно вписались в наши криминально-рыночные отношения и теперь плывут высоко-далеко над миром мелких, будничных забот-хлопот всяких там убогих, рядовых, невезучих людишек.
Голубой водопад ковра, падающий откуда-то сверху по белому мрамору лестницы, уже сам по себе особо выделял и облагораживал каждого, кто удостоился права ступить не него… Я не в силах была пренебречь нарядами женщин, уж больно хороши, изысканны они были. Прежде, помнится, нам, школьницам, казалось, что только у красавицы Элен из «Войны и мира» были такие красивые белые плечи и стройность стана, и прочее. Но тут, опершись как бы расслабленно, как бы суперженственно на руки мужчин в черном, десятки прелестных Элен восходили на вершину почета и славы. Я не успевала записывать в блокнот имена и фамилии гостей грядущего праздника, хотя и старалась. Не успевала и злоехидничать по поводу того, что среди истинно талантливых мастеров своего дела здесь пузырилось столько «пены» неизвестного происхождения, как неведомы были и пути, коими прибежал к ним, запыхавшись, их сказочный капитал…
— Вот что, — вдруг сказал Венечка. — Чего это мы с тобой такие недогадливые? Пошли в киоск, купим кассету, и я тебе все это перепишу для домашнего пользования.
— Венечка! Да ты разумник какой!