Ладно. Это — мимоходом. К делу.
Туда, куда послал меня Усев-Аничев, ни секретаря, ни секретарши на месте не оказалось. Я пошла в поэтическую секцию, чтобы спросить, сколько поэтесс скончалось за три последних месяца. Женщина лет сорока пяти, к которой все здесь обращались по имени «Лялечка», тихим голосом поведала мне:
— Целых четыре поэтессы за четыре месяца! Целых четыре! Вам по фамилиям и сколько лет? Сейчас подумаю… Первая Алена Рыжова, лет ей было пятьдесят семь, потом у нас идет Руфина Андриевская, лет ей было семьдесят семь, потом Яна Янская тридцати трех и, наконец, Нина Николаевна Никандрова. Всех жалко, всех! Поэтессы — это же от Бога, это же такая тонкая субстанция… Их сердце подводит. Всех четверых сердце подвело.
— Сердце… это понятно. Но вряд ли они умерли в одно время и в одном месте…
— Разумеется, нет. Нина Николаевна, насколько мне известно, умерла на даче. Алена Рыжова — в Англии, она там жила последнее время, у двоюродной сестры… Руфина Андриевская, видимо, зря поехала в самую жару в Ялту. По правде, особенно как-то жалко Яну Янскую… молодая, только что замуж вышла и тоже не в Москве с ней случилось — в Анталии. У неё с детства, говорят, сердце слабенькое было, и стихи она писала грустные… Видимо, муж уговорил, ну там, все ездят и ничего, зато море какое чудесное, чистое… Так ведь часто бывает. Ну и сломаешься себе во вред. Потом только спохватишься: «Что же это я за дура такая!»
— Кто-то от Союза ходил, хоронил к примеру, Нину Николаевну? спросила я.
— Возможно… хотя и не обязательно. В последнее время с этим напряженка. Все как-то распалось… Все порознь существуют… Конечно, это горько признавать, но что есть, то есть…
— А как же Михайлова хоронили? Тоже глухо, кое-как?
Лялечка замотала головой в пергидролевых кудряшках:
— Ну что вы! Ну ведь это сам Михайлов! Почти классик! Совсем другой сорт! Я сама ходила на эти похороны… Там даже из правительства были… Как же! Лауреат, в орденах!
Я лишний раз убедилась: иерархия — неприкосновенна, и привилегии соответственно рангу вечны, как бы ни назывался очередной режим и какого бы цвета флаг ни бился под ветром над сельпо и Кремлевским сортиром.
… Секретаршу секции прозы я все-таки дождалась. Зеленоглазая, черноволосая, как бы женщина-вамп, — она тем не менее безо всяких проволочек сообщила мне задумчивым голосом:
— У Пестрякова действительно есть дочь. Она все похороны взяла на себя. Вовсе она не за академиком замужем. У неё муж летчик-испытатель. Бывший. Инвалидность имеет. Она женщина очень энергичная. Сама все и с крематорием, и с похоронами провернула. Записывайте её телефон и адрес… У вас ко мне больше нет вопросов? Тогда я свободна?