Война Моря и Суши (Ковалевская) - страница 126

Борджия запальчиво стукнул кулаком по рулую. Ему сделалось весело. Паутина плелась…

* * *

«Никогда не копай слишком глубоко!» — повторял Кассий, но довольная улыбка не сходила с его лица.

Еве Агилар пришла пора делать прививки, и Кассию, подкупившему всех, кого только можно, удалось получить кровь ребёнка в количестве, необходимом для генетического исследования.

«Ещё одна такая навязчивая идея — и я разорён», — бурчал Борджия.

На ходу, не останавливая автомобиль, вынимал из папки лист и косился на результаты медицинского заключения. Исследование выполнил некто доктор Хорхе. Местного спеца-эскулапа посоветовали эти, американцы, Свенсен и Фольк. Борджия сам вызвался преподнести дар детскому отделению госпиталя и оплатить прививки детишкам округи. Пора становиться солиднее, и реклама благотворительности — то, что надо. Он пропустит эту информацию через свой журнал и сделает так, чтобы о благотворительных взносах Борджия узнали на концертах Агилар…

Стоивший сумасшедших денег генетический анализ, в Морских Колониях заурядная процедура, выдал результат. Борджия — отец ребёнка Марии Агилар. Ева — его первенец.

Аве, Мария!

До сих пор Кассий никогда не испытывал приступов латентного отцовства. Но эта новость всё изменила: он сиял. Предстояло навести мосты к матери своего ребёнка. Дочурка вызывала гордость, мать нравилась ему ещё больше. Улыбка Борджия становилась шире и шире.

Он в одиночестве отпраздновал в ресторане своё отцовство. Заказал в кабинку минеральную воду, устрицы, салаты. После его ухода на столе осталась целая флотилия корабликов из тугих бумажных салфеток. Кассий в задумчивости складывал фигурки. Каждый новый кораблик получался всё быстрее. Пару хрупких поделок он смял в кулаке и оставил лежать посреди, — словно напоминание.


…Он застрелил тогда двоих детей: одиннадцатилетнюю девочку и пятилетнего сына Эмилии. Приказ капитана прозвучал в голове, заставив встрепенуться и выполнять команду, дальше Дэн помнит мерзкое чувство — чувство долга, любимую выдумку подводников, внушающих его уже не первому поколению…

Содрогнулся от ужаса, поняв, что, по меньшей мере, дважды не промахнулся. Дэн в своё время прошёл отличную стрелковую подготовку… Он с ненавистью взглянул на свою руку: рука дрожала, волоски на запястье стали дыбом, как от озноба. Дэн поднёс о-пласт к своему виску, чувствуя, что не сможет жить с этим… И понял, что не нажмёт на спусковой крючок. А это значило только одно: им управляют.


…До этой минуты слово «невозвращенец» не было клеймом, лишь подводило итог череде свободных выборов личности, так и не вписавшейся в жёсткие рамки общества подводников. Для Дэна Брауна слово не было постыдным, наоборот, дышало вольнолюбием и независимостью.