– Ну и что? – усмехнулся он. – Подумаешь, крошки… хм.
– И тарелка не мытая – на ней какие-то разводы.
– Я есть пришел, а не тарелку рассматривать!
– И вилка не очень чистая, вернее, грязная, от нее пахнет чем-то таким… Б-р-р… Отвратительно.
– Илья Николаевич, может, хватит? – он взглянул на меня так, словно я оторвал его от любимой картошки с луком. – Вы же серьезный человек, доктор, а говорите… черт знает что.
– Почему ты не хочешь отвечать?
– Я хочу отвечать, но не на такие глупые вопросы. Вот о чем задуматься не мешало бы, – он поднял вверх запястья, сцепленные наручниками. – Сколько можно?!
– С этим придется пока смириться, – спокойно ответил я.
Что-то подсказывало мне, что гонять Лекаря по «психопатическому» опроснику бесполезно. Он или знал ответы, или чувствовал каждый подводный камень. Нужно было что-то другое, интуитивное, подсознательное.
– Никому нельзя верить на этом свете, – тяжело вздохнул он, снисходительно глядя на меня. – Я вам позавчера, кажется, объяснил, что это омоновцы разбили голову прикладом бедной Олеське Федорчук из шестой палаты, я стоял на коленях и не мог поверить в то, что вижу. Почему меня до сих пор держат среди психов? Про картошку, вилки-тарелки зубы заговаривают?!
– Потому что просто взять и сказать, что ты ни в чем не виноват, в нашем деле маловато. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Лучше скажи, у тебя была в жизни большая любовь? Всепоглощающая, чтобы ради нее – и в огонь, и в воду?
Он внимательно взглянул на меня, усмехнулся по-доброму, потом опустил глаза и заговорил как-то совсем по-другому, словно и не было между нами предыдущих эмоциональных всплесков.
– Вы что, думаете, раз маньяк, так и не способен ни на что человеческое? Думаете, прожженный насквозь, да?
– Наоборот, я считаю, ничто человеческое тебе не чуждо.
– Если серьезно, я всю жизнь любил только одну женщину. Назовем ее… Инной. Я и сейчас ее люблю, – он сжал пальцами себе виски и начал тереть их. – Только… она далеко, к сожалению. Это началось в школе. Она была самой красивой девчонкой в классе. И… не только в классе, в школе, наверное, тоже.
– Любить первую красавицу школы, – вздохнул я, покачав головой. – Дело хлопотное. Они, как правило, капризные и избалованные, знают себе цену.
– Мне в то время так не казалось, – возразил он, мотнув головой. – Я тогда не думал об этом. Главное было – добиться взаимности. Если бы она ответила мне взаимностью, я ничего бы не испугался. Готов был драться за нее хоть до крови, хоть до смерти. Но только чтобы знать, что и она меня любит.
– А ты отчаянный парень, Константин Аркадьевич!