Он казался взволнованным и ломал руки. Врач выглядел старым и слабым на фоне столь великолепной обстановки, знавшей его когда-то гордым и самоуверенным. Хаджи Муса, так звали врача, в свое время пользовался уважением во всем мире за свои хирургические способности и медицинские труды. Теперь же колоссальный свод арки словно давил его; плитки из Кютахьи, водянисто-зеленые, синие и белые, придавали его коже болезненный вид, а бьющий фонтан заглушал его дрожащий голос.
– Что вы сказали, Учитель? – переспросила его Фейра.
– Нурбану-султан, – брюзгливо произнес он, преодолевая шум фонтана. – Она больна. Так больна, что меня позвали из Второго двора, – он поднял трясущийся палец и покрутил им перед её вуалью. – Слушай меня, Фейра, никогда не забывай, что Нурбану – мать султана. Более высокородного больного у тебя никогда не будет.
Фейре не терпелось уйти. Она и так уже опоздала. Она не понимала, отчего Хаджи Муса так взволнован; в конце концов, ей уже много раз приходилось лечить свою госпожу. Она поклонилась ему, как в тот первый раз, будучи тринадцатилетней девочкой. Тогда она выказывала этим своё послушание. А теперь – желание удалиться.
Он сразу заметил это.
– Расскажи мне все. Я буду ждать. Благословенно имя султана, – произнёс врач.
Фейра выпрямилась.
– Он свет очей моих и радость сердца моего, – машинально произнося ответ, она уже направлялась к женской половине дворца. Поспешно удаляясь, она знала, что лекарь поправляет свой тюрбан, словно традиционное благословение султана вывело его из равновесия. Репутация нового султана даже в спокойные времена внушала страх, а если что-то случится с его матерью, то его ярость поглотит всех и вся. Она знала, что Хаджи Муса опасался за свою голову и надеялся, что к заходу солнца она останется у него на плечах.
Фейра поспешила во внутренний двор, к воротам гарема. Здесь её никто не остановил с расспросами – два черных евнуха отворили ей двери, но она не удостоила их даже кивком. Она прошла Золотой путь, где наложниц когда-то осыпали дождем из золотых монет, прямо к комнатам Нурбану и открыла дверь во внутренние покои. В просторной комнате, отделанной великолепной изникской мозаикой, был небольшой открытый дворик с фонтаном и возвышением, на котором стояло ложе. Ещё с порога Фейра услышала стоны.
В дверях её встретила Келебек, гедик Нурбану, фрейлина султанши. «Благословенно имя Султана, Фейра», – произнесла она.
Келебек, женщина невзрачная, особенно на фоне всей этой красоты, была явно обеспокоена, но все-таки следовала этикету. Фейра слишком сильно волновалась, чтобы ответить так, как того требовали формальные правила поведения. Хотя она ещё не слишком переживала из-за состояния Нурбану: Валиде-султан иногда мучили боли в животе, которые вызывали сильное вздутие, но рвотное средство, которое Фейра сама готовила, обычно приносило облегчение в течение часа. Фейру больше волновало, что своим опозданием она навлечет на себя беду. На тумбочке возле ложа она заметила серебряное блюдо с охлажденными фруктами, и у неё заурчало в животе – ведь она ещё не завтракала. Зеленые ягоды винограда, свисавшего с блюда, выглядели так соблазнительно. Она протянула было руку, чтобы сорвать одну, но с ложа снова послышался стон, и она остановилась.