Воодушевлённая, она побежала сквозь прохладу ночи – и свет в окне врача вел её, словно Полярная звезда. Она постучалась в деревянную дверь – один раз, два раза, но ответа не последовало. Вдохнув холодный ночной воздух, она подняла щеколду и вошла.
Юноша сидел, склонившись над очагом. Его растрепанные темные кудри упали на лицо, и отсветы огня отливали на них медью.
Он так напряженно смотрел на пламя, что не слышал стук. Но когда она вошла, он вскочил так внезапно, что его стул опрокинулся.
– Где врач? – спросила Фейра.
Юноша невольно поднес руку к щеке, словно его застали без одежды. Вдруг он все понял. – Я врач, – сказал он.
Фейра отступила к двери. Голос был тот же, но мягче, словно очищенный от жесткой скорлупы.
– Вы врач? Но вы такой… – она не знала, как закончить предложение. Молодой? Красивый? Удивленный? Виноватый? И, казалось, загнанный в угол.
Его рука потянулась к клюву, который висел над очагом, и она подумала, что он прячется за своей маской, как она – за своей.
– Что тебе надо? Что случилось? – спросил он, и она сразу узнала своего человека-птицу: грубого, бесцеремонного.
– Валентина Трианни, – сказала она. – Время пришло, но ребенок не может родиться.
Без лишних слов он накинул свой плащ и надел маску.
* * *
Фейра наблюдала за ним, пока он осматривал Валентину, склонившись над девушкой со своим клювом, словно над добычей. Но Фейра больше не видела маску, а только его незабываемое лицо, обжегшее её, словно пламя свечи. Она знала, что он скажет.
– Ребенка надо извлечь.
Она была права. И именно поэтому она позвала его.
– Биндусара, – сказала она, словно прочитав его мысли.
– Император Индии, которого вырезали из чрева матери, – продолжил человек-птица, и их взгляды встретились. – И Святой Раймунд Ноннат, Нерожденный, – с этим и связано его прозвище. И в обоих случаях…, – начал он, но внезапно смолк.
И вновь она поняла, о чем он умолчал. В обоих случаях матери не выжили.
Но выбора не было. Малыш Трианни шёл ногами вперед и не собирался переворачиваться. Валентина действительно могла умереть, но если они ничего не предпримут, она все равно погибнет, а вместе с ней и малыш. Аннибал рявкнул на мать, чтобы она ушла, но она не решалась покинуть дочь, пока Фейра не убедила её, что присмотрит за Валентиной, а она, оставаясь в комнате во время операции, подвергает опасности свою дочь. Когда старушка ушла, человек-птица снял маску.
На этот раз Фейра была счастлива, что всего лишь ассистирует. Она дала Валентине столько макового сока, сколько можно было, но несчастная металась в такой агонии, что не могла лежать спокойно ни секунды, чтобы выпить настой, и черная жидкость потекла по её щекам. Фейра почистила раздутый живот розовой водой, смешанной с мятой и огуречной травой, и сразу отошла, когда человек-птица сделал широкий надрез над лобковой костью, и темная кровь полилась на удивление прямой и аккуратной струей. Младенец выскользнул почти сразу.