– Эта Трианни, мать маленького Аннибала, ты говорила, она снова ждет ребенка?
Фейра отложила гравюру.
– Да. Второй малыш должен родиться весной.
– Им нужен собственный дом. Их теперь слишком много.
Она молчала.
– Это противоречит санитарным нормам, сказал бы твой друг Палладио.
Она ждала.
Он нагнулся к ней. Очень близко.
– Твой дом, – произнёс он. – Вряд ли ты будешь скучать по нему?
– Там… очень холодно, – прошептала она.
– Крыша разваливается, – добавил он, тихо и нежно.
– Она протекает днем и ночью, – ответила она чуть слышно, чувствуя, что предает Салве, который заделал все щели в крыше.
– А колокольный звон?
– Будит меня по ночам, – она улыбнулась.
– Тебе стоит перебраться сюда.
Она молчала, боясь вздохнуть. Она хотела убедиться.
– И стать твоей любовницей? – прошептала она.
Её прямота не смутила его.
– Да. Ты согласна?
– Да.
Андреа Палладио поднялся на пятнадцатую ступеньку своей новой церкви, и радость при виде того, как создается его творение, омрачилась тяжелейшей одышкой.
Он простудился и всю неделю чувствовал, что задыхается, словно что-то сдавливало ему грудь. Он покинул дом, зная, что если дождется пятничного визита Касона, врач запретит ему ехать. А Палладио хотел только одного – работать. Он знал, что эта церковь станет его последним творением, и хотел, чтобы она осталась в веках.
Его бессмертие и его смертность внезапно сошлись на этих ступенях. Свист в легких напомнил, что ему шестьдесят девять. Он уже не мог во всем винить каменную пыль, которую вдыхал десятки лет. Он постарел.
Сабато высунул свою всклокоченную голову из дверей: «Хозяин, продолжим? Свет уходит».
На последней ступеньке Палладио внезапно пронзила острая боль. Он пошатнулся, похолодев от ужаса. Словно могучая рука сдавила ему сердце, которое трепетало, как кролик, угодивший в ловушку. Свет уходит, подумал он, охваченный внезапной паникой, и я тоже. Нет, разве Господь заберет Своего зодчего, прежде чем тот завершит строительство?
Через минуту боль прошла, и Палладио смог спуститься с лестницы, жадно глотая воздух. Сабато, шедший впереди, ничего не заметил. Когда Палладио проходил под аркой ворот, сердце билось уже спокойнее, но он все ещё чувствовал слабость и сильно вспотел. Он заметил, что стал чаще разговаривать с Богом, с тех пор как начал возводить Ему дом. Это был не духовный диалог, а просто беседа, такая же, как с любым вельможей, для которого он строил бы здание. Он вёл сотни подобных разговоров со своими друзьями, братьями Барбаро, когда строил их великолепную виллу Мазер, и к Богу он относился точно так же, обсуждая со своим небесным Господином стиль колонн или материал для мощения пола и не ожидая ответа. Но теперь он просил кое-что взамен.