Сёстры первыми покинули остров; за ними последовала череда отъездов.
Одна за другой семьи возвращались в свои дома, чтобы возобновить прерванную жизнь в Венеции, в квартале Мираколи. Только семья Трианни всё ещё оставалась на острове – по особой причине.
Бадесса прислала весть о том, что возникли небольшие трудности. Дом Трианни, расположенный рядом с церковью Мираколи, пока занят. Фейра принялась расспрашивать сестру Бенедетту – дородную монахиню, которая привезла это сообщение на остров и теперь привязывала лодку к пристани.
– Этого следовало ожидать, не так ли? – спросила она. – Многие лишились домов после пожара, и нельзя винить чью-то семью в том, что она нашла пристанище в доме Трианни.
– Да, но только это не семья, – заметила сестра. – Это демон; говорят, огненный демон, принявший вид ящера.
Фейра попятилась, стараясь разглядеть на лице монахини признаки иронии, но сестра Бенедетта говорила совершенно серьезно, пожимая своими широченными плечами. Уж в демонах-то она разбирается.
– Будем следить, ждать и молиться и, как только демона-ящера изгонят из дома, пришлём весточку. А пока Трианни придется подождать – неделю, не меньше.
* * *
Фейра с облегчением приняла весть о том, что её друзья остаются, но к этой радости примешалась капля разочарования. Иногда она мечтала, что будет, когда они с Аннибалом останутся на острове одни.
В ту ночь он снился ей, его обжигающие объятия, поцелуи… Она проснулась, жадно глотая воздух, словно невидимая рука закрыла ей рот, мешая дышать. Ей стало стыдно. Фейра поднялась с постели и бесшумно спустилась вниз. На камине, в котором ещё горел огонь, лежала Библия, оставленная ей Бадессой. Она не хотела держать книгу в доме, но не могла заставить себя бросить в огонь подарок, сделанный с искренней добротой.
В Константинополе имя Божье было священным. Если написать его на бумаге, то сама бумага, даже её маленький клочок, приобретали большую ценность. Так как люди носили на себе такие листочки, они часто роняли их на землю, и жители Константинополя подбирали эти священные обрывки и крепили их к стенам домов. На оживленных улицах они были испещрены надписями с именем Бога. Фейра не хотела сжигать Библию; хотя Бог, о котором говорилось там, не был её Богом, она боялась совершить святотатство.
Внезапно ей стало жарко, и она вышла в ночь – в длинной сорочке. Ступая по холодной земле, она почувствовала приятную прохладу на своей пылавшей коже. Круглая весенняя луна сияла, словно солнце, небо было усыпано звёздами, и она могла различить каждую серебристую былинку, как днём.