Когда шум в ванной в очередной раз прекращался, звуки тяжелых шлепков босых ног вновь грозно приближались ко мне и я опять чувствовал себя человеком, за которым идет палач…
— Я хочу быть твоей рабыней, мой ласковенький Аполлончик, — страстно и хищно шептала в ночи Шульц, выковыривая меня из-под простыни цепкими руками борца-тяжеловеса и взгромождаясь на мое тощее гвардейское тело с победным сладостным воплем.
Я спасал свою честь древнекитайской трахагандрой, изо всех сил задерживая дыхание и размышляя при этом о методике ремонта танковых двигателей в полевых условиях…
Когда же в очередной раз дикие крики моей рабыни стали похожи на предсмертные вопли удушаемого человека, казенное ложе любви рухнуло, я ощутил жуткий удар в затылок каким-то ребристым предметом и на некоторое время потерял сознание…
Очнулся уже тогда, когда Шульц забинтовывала мою голову своими колготками.
Потом уставшим, изнасилованным и израненным младенцем так и заснул на полу в камере пыток на гигантской груди своего ночного палача, убаюкивающего меня тихим ласковым приговором:
— Какой же ты у меня дохленький…
Я ответил ей любимой поговоркой полового маршала Свидлевского:
— Хороший петух жирным не бывает…
Усталость была такой, что даже язык казался килограммовым.
Но проходили очередные полчаса — и тяжело сопящая Шульц вновь взгромождалась на меня и орала на весь гарнизон:
— Милый, я твоя наездница… Будь неистощим, как баобаб!
Были когда-то и мы рысаками…
Утром ухмыляющаяся Фугас притащила на кухню жалкую тень вчерашнего холеного инспектора. Было такое впечатление, что его всю ночь швыряли на кусты шиповника и ставили банки даже под глазами.
Дивизия получила высокую оценку.
Московский инспектор при разборе проверки особо отметил «самоотверженность офицерского состава, готового выполнить любую задачу».
При этом он лукаво посмотрел в мою сторону…
— Вы с честью выдержали комплексную проверку!
Проверка получилась действительно «комплексной»…