Голова Романовны в то роковое раннее утро была гораздо светлее моей. Пока я тяжело скрипящими мозгами выстраивал логические схемы, спаривая ботинки и пересчитывая их, старушка схватила фонарик и метнулась на улицу. Вскоре она влетела в дом с радостным воплем:
— Нашелся!
В руках она держала мокрый и грязный ботинок:
— Я фонариком в лужу посветила, а он затаился там, как подводная лодка! Видать, кто-то по дороге в туалет потерял…
Судьба дивизии была спасена…
С тех пор подполковник Жихарин в течение года почти каждую неделю стучался в мое окно и, сладко улыбаясь, приговаривал:
— А это я… Инспекция. Можно добавить?
Он потихоньку спивался.
Однажды в полигонной палатке на учениях мне стало страшно, когда я увидел, что лыка не вяжущий подполковник выковырнул из стакана со спиртом кем-то брошенные туда вместо пепельницы два окурка и тут же допил рыжую и вонючую жидкость…
Бывают особые инспектора-охотники местного масштаба.
Один из них чуть было не сломал судьбу доблестного отличника боевой и политической подготовки, моего сослуживца капитана Савчука. Его выручила какая-то безвестная дородная красавица, ничего не подозревавшая о своей чудодейственной силе…
Незадолго до весенней проверки командир отдельного батальона капитан Савчук написал рапорт с просьбой разрешить поступление в академию. Капитан был уже старожилом в дивизии, а его батальон обставлял по всем статьям другие подразделения. Впереди светило три года студенческой жизни в столице и новое назначение в человеческое место. Но капитан однажды сильно навредил сам себе — отказался отдать стройматериалы, предназначенные для оборудования караульного помещения, какой-то шишке из штаба армии на дачу.
И пошел террор: караульная служба — плохо, содержание техники — преступно, казарменный фонд — отвратительно. В ленинской комнате — бычки, офицеры пьют, забор покосился.
На итоговую проверку батальон Савчука выходил обреченным на полный разгром. Капитан находился в состоянии человека, ожидающего казни. Начало инспекторской проверки — отсутствие бирки с фамилией ответственного за огнетушитель — означало подрыв боеготовности и суровый приговор, не подлежащий обжалованию. Зам начальника штаба дивизии подполковник Востров, которого я сопровождал, успешно выполнял заданную программу.
— Не видать тебе академии, Савчук, как ежу собственной задницы! Спишь на должности, мыши Боевое знамя скоро сожрут! Тащи чемоданы с оперативными документами, если их еще китайцы не украли!
Мы зашли в комбатский кабинет. Грозный подполковник сел на рабочее место Савчука и закурил. В следующее мгновение он замер, как от удара инфаркта. Под стеклом лежал цветной снимок, вырванный из какого-то журнала. На Вострова смотрел Генеральный секретарь ЦК КПСС — Верховный главнокомандующий Вооруженными Силами СССР Леонид Ильич Брежнев. Рядом с ним — группа симпатичных девушек. Лицо одной их них было жирно обведено фломастером. И надпись — «Узнаешь?».