Корма для лошадей почти не осталось – в ход шли остатки зерна в опустошенных амбарах сел, мимо которых они проходили. Часть лошадей заметно ослабели; двух пришлось забить – они уже не могли идти дальше, – и их мясо разделили между людьми.
Катон также испытывал голод, но его это не беспокоило так, как солдат, которыми он командовал, потому что его постоянно отвлекали мысли о том, что он должен вести их за собой. И еще он часто и подолгу думал о Юлии и как он будет жить в мире, где ее нет. Он бы с радостью позволил этим мыслям умертвить душу и изгнать последние следы надежды, однако вместо этого полностью сосредоточился на благополучии своих солдат.
Катон уже не мог ничего сделать для Юлии, но должен был спасти этих людей: бородатых легионеров с изможденными лицами, не расстававшихся со своим снаряжением, которое стало заметно легче – они оставили себе только самое необходимое. И «Кровавых воронов», заботившихся о своих лошадях больше, чем о себе, и отбивавших атаки вражеских всадников, когда те приближались к арьергарду римской армии.
Однако они заметно ослабели, и Катон опасался, что очень скоро не сможет больше рассчитывать на их гордость и желание защищать штандарты, под которыми они множество раз шли в сражения под его командованием. Для всех есть некая черта, и если ее перешагнуть, уважение к командиру перестает иметь значение; важно лишь желание выжить любой ценой. И сейчас, когда Катон смотрел на оба своих отряда, бредущих вдоль берега, вверх по склону, он спрашивал у себя, как долго сумеет поддерживать в них чувство единства.
Друиды остановили своих воинов на расстоянии в полмили от арьергарда римской армии и пока не двигались с места. Они вели себя так же в тех двух случаях, когда Катону пришлось развернуть своих солдат против врага, чтобы позволить отставшим и раненым догнать основную колонну. Нежелание варваров атаковать смущало Катона. На их месте он бы старался нанести урон римской армии на каждом шагу и не давал врагу передышки. Со временем голод и усталость сделают свое дело, и неприятелю останется лишь прикончить уцелевших. Так почему же друиды лишь следуют за римской армией?
– Меня это начинает утомлять, – сказал Макрон, который, казалось, прочитал мысли Катона. – Почему ублюдки нас не атакуют? Они знают, что у нас больше нет баллист. Они могут растоптать нас без особых усилий. – Он щелкнул пальцами, чтобы подчеркнуть свою мысль, потом поднес руки ко рту и принялся согревать их дыханием. – Стало еще холоднее, верно?
Катон кивнул:
– Да, ты прав.
Предыдущая ночь выдалась самой худшей из всех. На армию обрушилась вьюга, ветер ревел над палатками, до предела натягивая веревки, несколько палаток «Кровавых воронов» сорвало, и их не удалось поставить снова, так что солдатам пришлось тесниться в тех, что остались стоять, чтобы пережить ночь. На рассвете оказалось, что армия полностью засыпана снегом, налипшим на длинные веревки и полотнища. Прошли часы, прежде чем люди сумели высвободиться из снежного плена, выстроиться в походную колонну и двинуться дальше. Ночью вся вода – в том числе в ведрах – замерзла. К тому же температура почти не поднялась после восхода солнца, которое пряталось за тяжелыми тучами.