– Рад встрече, Элеонор, – сказал Говард, взяв ее за руку. – Какой замечательный сюрприз! Откуда вы знаете моего друга?
– Он только что спас мне жизнь.
Элеонор словно со стороны услышала свой голос и подумала, как, должно быть, неправдоподобно это звучит.
Однако Говард и глазом не моргнул.
– Правда? Неудивительно. Вполне в его духе. Не будь он моим лучшим другом, я бы его ненавидел.
Этот шутливый разговор с двумя посторонними мужчинами в станционном буфете мог бы показаться странным и неловким, однако спасение от неминуемой гибели в некотором роде снимает привычные строгие правила. Беседа шла легко и свободно, и с каждой фразой оба молодых человека все больше нравились Элеонор. Энтони и Говард подшучивали друг над другом, но так благожелательно и располагающе, что она тоже включилась в разговор. Вскоре Элеонор уже высказывала вслух свое мнение, смеялась, кивала, а иногда не соглашалась с такой запальчивостью, что Констанс пришла бы в ужас.
Они втроем обсудили науку и природу, политику и порядочность, семью и дружбу. Элеонор выяснила, что больше всего на свете Энтони хотел стать хирургом, мечтал об этом с самого детства: его любимая горничная умерла от аппендицита из-за того, что поблизости не оказалось квалифицированного врача. Говард был единственным сыном чрезвычайно богатого графа, который с четвертой женой проводил время на Французской Ривьере, посылая деньги на содержание сына в фонд, которым руководил управляющий из лондонского банка «Ллойдс». Молодые люди познакомились в первый школьный день, когда Энтони одолжил Говарду свою запасную форму, чтобы тому не попало от воспитателя, и с тех пор почти не разлучались.
– Мы, скорее, братья, – пояснил Энтони, тепло улыбнувшись Говарду.
Время летело незаметно, пока во время паузы Говард не сказал Элеонор, слегка нахмурившись:
– Не хочу показаться некомпанейским, но, боюсь, вас уже потеряли.
Элеонор посмотрела на отцовские часы, которые, к неудовольствию матери, носила со дня папиной смерти, и с ужасом поняла, что прошло уже три часа, как она сбежала в лабиринте от родственников. Перед мысленным взором предстал образ разгневанной матери.
– Вполне возможно, – мрачно заметила она.
– Тогда мы отвезем вас домой. Как ты считаешь, Энтони?
– Да, конечно, – пробормотал Энтони, хмуро посмотрел на собственные часы и постучал по циферблату, как будто сомневаясь, что они показывают правильное время. Элеонор показалось, что она услышала в его голосе нотки огорчения. – Страшно эгоистично задерживать вас своей болтовней, когда вам надо бы отдохнуть.