– Гнить? – спросил Габри. – Они возненавидели друг друга?
Мирна посмотрела на него:
– Да, один ребенок ополчился на других.
– Кто? – тихо спросила Клара. – Что случилось?
Гамаш вырулил на подъездную дорожку, вышел из машины и чуть не упал, поскользнувшись на обледеневшем тротуаре. Дверь открылась еще до того, как он позвонил, и его пригласили внутрь.
– Девочки у соседей, – сказал Вильнёв, явно понимавший важность этого визита.
Он провел старшего инспектора в кухню, и тот увидел на столе две сумки: одну – для каждодневного пользования, а другую – вечернюю.
Гамаш без слов открыл вечернюю сумочку. Она была пуста. Он пощупал подкладку, потом повернул сумочку к свету. Подкладку недавно подшили. Кто это сделал – Одри или копы, которые ее обыскивали?
– Вы не возражаете, если я отпорю подкладку? – спросил он.
– Делайте, что считаете нужным.
Гамаш отпорол подкладку, обшарил сумочку изнутри, но ничего не нашел. Если там что-то и было, то исчезло. Он взял другую сумку, быстро ее обыскал, но она тоже оказалась пустой.
– В машине вашей жены было что-то еще?
– Больше ничего, – ответил Вильнёв.
– Ее одежду вам вернули?
– Ту, что была на ней? Они предложили, но я сказал, пусть выбросят. Не хотел ее видеть.
Гамаш, хотя и разочарованный его ответом, не удивился. Он бы чувствовал то же самое. И еще он подозревал: то, что Одри прятала, находилось не в ее рабочей одежде. А если и находилось, то его уже изъяли копы.
– А платье? – спросил он.
– Его я тоже не хотел брать, но его вернули вместе с другими вещами.
Гамаш огляделся:
– Где оно?
– В мусорном бачке. Наверно, нужно было отдать его на благотворительность, но я не мог себя заставить.
– Мусор еще не вывозили?
Вильнёв повел его к бачку у дома, и Гамаш, раскопав то, что лежало сверху, достал платье изумрудно-зеленого цвета. С биркой «Шанель» внутри.
– Это не оно. – Гамаш показал платье Вильнёву. – Тут бирка «Шанель». Вы, кажется, говорили, будто она сама сшила себе платье.
Вильнёв улыбнулся:
– Она и сшила. Одри не хотела, чтобы кто-то знал, что она сама шьет платья себе и одежду для девочек. Поэтому она вшивала внутрь дизайнерские бирки.
Вильнёв взял платье, посмотрел на бирку и покачал головой; его пальцы медленно сжались на материи, вцепились в нее, а из глаз потекли слезы.
Немного погодя Гамаш положил руку на плечо Вильнёва, и тот разжал пальцы. Гамаш понес платье в дом.
Он ощупал подол – ничего. Рукава – ничего. Воротничок – ничего. Пока… пока его пальцы не добрались до короткой линии внизу неглубокого декольте. Где оно переходило в горизонталь.
Вильнёв дал ему ножницы, и Гамаш осторожно распорол шов. Он был не машинный, как на остальном платье, а ручной, сделанный с большим тщанием.