Пытаясь убедить и друзей и себя, я придумывал, казалось бы, убедительные аргументы:
— Мы все едем в одном поезде. Нам с тобой не повезло: сволочи-проводники, дураки-контролеры запихнули нас в арестантский вагон. Могли бы и вовсе под колеса бросить. Нам худо; но нельзя же винить за это машиниста и вообще железную дорогу. Если даже большинство поездной бригады — болваны, негодяи, жулики, — разве это значит, что плоха станция назначения? Что неправильно проложены пути?.. Таких пассажиров, как мы, миллионы. Непомерно много! Но других все же куда больше… Правда, и они едут по-разному: кто в роскошных спальных вагонах, а кто и в теплушках… Но все мы движемся в одном направлении, к одной цели — к социализму. И по единственно возможному пути.
Сергей возражал тоже метафорически:
— Никуда мы не движемся. Сидим в говне. Увязли по макушку. А ты доказываешь, что это не говно, а мед…
Впрочем, и он и Семен были менее радикальными отрицателями, чем Панин. Для них так же, как и для меня, были неоспоримы справедливость Октябрьской революции и величие Ленина. И спорили мы больше о том, насколько глубоко переродилось, разложилось наше общество, есть ли надежды на его исцеление. И чего ждать нам — бесправным государственным рабам.
Не раз вспоминал я тургеневское стихотворение в прозе «Порог», о русской девушке, самозабвенно идущей на гибельный подвиг, о котором никто не узнает. Ей вдогонку звучат два голоса: «Дура!», «Святая!»…
И сочинял в утешенье друзьям и себе:
Пусть наш труд безымянен,
Лишь бы не был бесплоден,
Горд уже тем неизвестный солдат,
Что подвиг без славы вдвойне благороден.
После того как начались бои в Корее, все напряженней задумывался Жень-Жень. Война на Дальнем Востоке требовала его знаний. Он стал писать заявления в ЦК, на имя Берии, на имя Сталина, настаивая, что должен работать по основной специальности.
Его начальница Евгения Васильевна сочувствовала этим желаниям, советовала писать еще и Маленкову — «он сейчас главный помощник товарища Сталина» — и сама передавала письма.
Когда Жень-Женя наконец отправили, он оставил ей в наследство дружбу со мной.
Евгения Тимофеевича Тимофеева, мечтавшего о том, чтобы конструировать новые подводные лодки и торпеды для Северной Кореи и Китая, увезли не на другую шарашку, как полагала даже Евгения Васильевна, а в Магадан. Там его, как прибывшего с «особого спецобъекта», направили в особый лагерь. Пьяный начальник встретил этап короткой приветственной речью: «Вы что, фашисты, думаете, зачем сюда приехали? Думаете, работать?.. Это правильно, работать будете, вкалывать будете, пока дышите… Но вы думаете, что когда-нибудь отсюда уйдете?.. Хрена вам, фашисты! Вы сюда подыхать приехали. Здесь все подохнете. Так и знайте»… Упрямый Жень-Жень все же добился, чтобы его оттуда перевели в лагпункт при верфи, чинил каботажные суда. В 1956 году мы с ним встретились в Москве, его реабилитировали, восстановили партийный стаж с 1919 года, он работал ведущим инженером до последних дней жизни. Он умер в 1975 году.