– Боже мой, мне ужасно страшно! – еле слышно пробормотала она.
Ее большие голубые глаза приобрели безумное выражение, и это сразу стало заметно на ее отражении в зеркале гримерной, залитой золотистым светом. Светлые и слегка вьющиеся волосы обрамляли красивое и нежное лицо – лицо мадонны.
– Не надо переживать, все пройдет хорошо, – услышала она возле самого уха ободряющий шепот.
– Я на это надеюсь, Лиззи.
Та, которую она назвала «Лиззи», громко засмеялась. После окончания войны Лиззи, несмотря на свои шестьдесят лет, снова стала работать в театре «Капитолий». Она была заведующей постановочной частью и вникала абсолютно во все вопросы, следила за тем, чтобы театральные костюмы были удобными для артистов, и даже, когда возникала такая необходимость, вмешивалась в составление репертуара.
– Ты великолепна, Эрмин, ты пребываешь в апогее своей соблазнительности, да и голос твой не изменился. Я бы даже сказала, что его диапазон расширился. Я была ошеломлена, когда услышала, как ты пела во время репетиции. В общем, будь смелее. Зал переполнен, и минут через пять уже откроют занавес. Лично я очень довольна тем, что присутствую при возвращении Снежного соловья.
– При возвращении сюда, в Квебек, Лиззи. Я много раз выходила на сцену во время своих гастролей во Франции, но, как ни странно, я испытываю гораздо большее волнение, когда выступаю перед соотечественниками.
– Они устроят тебе триумфальный прием, когда ты наконец-таки решишься покинуть этот стул и выйдешь на сцену! Твой сольный концерт – моя идея. Надеюсь, ты меня не разочаруешь!
Они обменялись заговорщическими улыбками. Эрмин посмотрела на медные часики, стоявшие среди ее баночек с румянами.
– У нас есть пять минут. Можно еще немножко поболтать, – умоляющим тоном предложила она. – Пойми меня, Лиззи, сегодня вечером я буду исполнять арии, которые записаны на моей последней пластинке. В Париже и в Лионе я выступала в операх, вместе с другими певцами. Это не одно и то же. При этом ведь чувствуешь поддержку других исполнителей, а не оказываешься в одиночку лицом к лицу с публикой.
– Вообще-то, когда ты будешь исполнять арию Турандот[1], вместе с тобой будет выступать хор. Почему у тебя сейчас такие грустные глаза, Мимин?
Услышав, как к ней обратились, певица улыбнулась. Это свое прозвище – Мимин – она не слышала уже довольно давно. Слова, только что произнесенные Лиззи, вызвали у них обеих много воспоминаний, самым ярким из которых было воспоминание о дебюте Эрмин – Соловья из поселка Валь-Жальбер – в квебекском «Капитолии» пятнадцатью годами ранее.