— Я готова, гражданин начальник! — пролепетала Маргарита.
— Тогда — вперед! — скомандовал капитан. Ударом ноги распахнул дверь, провел Маргариту мимо вохровца, дремавшего в коридоре. Здесь было полутемно, тускло светила крохотная лампочка, туго забранная проволочной сеткой. Стоять! — рявкнул Кушак. — Лицом к стене! — Команды капитана походили сегодня на собачий рык. И Маргарита мысленно прокляла себя: «Зачем подняла бучу из-за проклятого куска мыла?» Однако было уже поздно сожалеть о случившемся.
Капитан отворил дверь своей комнатушки, служившей ему жильем и кабинетом, пропустил Маргариту вперед, указал на колченогий стул возле стола. Постарался успокоить себя: не стоило срывать злость из-за того, что агент Цецилия нашла способ «капнуть» начальству, мол, ваш товарищ долго раскачивается. В среде ссыльных процветают антисоветские разговоры, не исключена возможность диверсий в цехах, а он… Садись и рассказывай!
— Да мне не о чем вам рассказывать, — замялась женщина, робея перед начальником зоны, пред которым впервые осталась наедине. — Вы простите меня, пожалуйста, я погорячилась.
— Выкладывай! — Капитан стоял над ней, маленький, взъерошенный, с перекошенным от злобы лицом, с кулаками. Маргарита втянула голову в плечи, ожидая удара. Наконец, собрав последние силы, торопливо заговорила:
— У меня в наволочке, гражданин начальник, хранился кусочек немецкого туалетного мыла, очень душистого. Я его еще в Энгельсе купила, перед войной, мыло не простое, хвойное. Понимаете, у меня кожа… Ой, о чем это я? Теперь в бараке… нет, нет, просто мыло могло бы пригодиться в случае появления вшей, ведь у некоторых женщин… — оглянулась на дверь, — уже появились эти ужасные насекомые, а я их страшно боюсь. Извините, гражданин начальник, за натурализм.
— Да ты сама жирная вошь! — вскипел капитан, бешено раздувая ноздри. — Тебя послушать, так у нас в бараках процветает антисанитария. Забыла, что не в фатер-матер находишься, а в ссылке. А в КПЗ не перевести на недельку? Здесь вы рубашечки ночные носите, мыльце туалетное ищете, ишь, какие фрау-мадам! — Капитан забегал по комнатушке, истерично кривясь, казалось, еще мгновение и он, бедолага, рухнет на пол и станет корчиться, будто эпилептик. Неожиданно Кушак приостановился возле Маргариты и без размаха, мастерски ударил женщину по щеке. — Вот тебе мыльце! Это за один кусок, могу и за второй отплатить. Мыльце, видите ли, пропало, а у нас, у советских людей, тысячи городов, по вашей милости, лежат в развалинах, миллионы обездоленных бродят по стране в поисках прибежища! Да я ваше фашистское отродье своей рукой бы всех перестрелял, как бешеных собак! — рывком открыл ящик стола, выхватил револьвер. К счастью, револьвер был в кобуре и шнурок зацепился за что-то, и этого мгновенья капитану хватило, чтобы опомниться, придти в себя. — Он сплюнул на чистый пол, растер плевок сапогом. Почувствовал, что переигрывает, сбавил тон. — Твое счастье, толстуха, что ты мне нужна будешь, пристрелил бы, как при попытке к бегству из зоны и списал дело в архив. За вас какой ответ?