Не все, что поведано на этой странице, открыл Варенцов Елагину, однако сказано было достаточно, чтобы настроение Рюрика омрачилось. Это сказалось на характере его живописи: если вначале по листу бумаги скакали веселые бесенята с закрученными, как у поросят, хвостиками, то по мере варенцовских откровений чертики становились все черней и мрачней. Вот они уже трансформировались в дьяволов с острыми рогами и налитыми кровью глазами, способными устрашить завзятого сатаниста… Мерно шипел диктофон, накручивая на пленку бесценные сантиметры признаний полковника ФСБ.
— Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказу и для блага государства, — по памяти процитировал Елагин.
— Вы точно сформулировали, Рюрик!
— Спасибо. Вообще-то я процитировал «Трех мушкетеров»: там кардинал Ришелье выдал миледи такую индульгенцию на будущее. Но труженики политического сыска, видно, в индульгенциях не нуждаются, сами себе грехи отпускают… Никита Александрович, а вы не боялись, что на суде Феофанов затрепыхается, огласит вашу истинную роль?
— Нет, не боялся. Если бы он узнал, что я не арестован, он никогда не выдал бы меня. Видите ли, Феофанов — человек абсолютной личной порядочности.
«А вы, Никита Александрович?» Невысказанный колючий вопрос застрял у Елагина в горле, и Рюрик сглотнул его с усилием, словно рыбью кость. «Для блага государства…» Рюрику, с его историческим образованием, нетрудно вспомнить коллекцию человеческих глупостей и гадостей, которые якобы шли на пользу государству, а на самом деле — непоправимо вредили ему!
— Никита Александрович, — сказал Елагин совсем не то, что собирался, — вы знаете, я ведь раньше был историком…
— В самом деле? И почему же бросили?
— Да просто убедился, что история никого ничему не учит. И сейчас не устаю убеждаться. Знаете, царская охранка внедряла своих людей в русское революционное движение, подкармливала его денежно: тоже воображала, что таким образом держит все под контролем. Но оказалось, что таким образом охранка поставила под смертельный удар и царскую власть, и себя самое. По-моему, как бы ФСБ, играя в такие игры, не подготовила новую революцию…
«И, глядя на вас, Никита Александрович, я с грустью думаю, что в чем-то она будет справедлива», — хотел добавить духовный потомок русских аристократов Рюрик Елагин, но сдержался. В конце концов, он тоже состоит на службе у государства Российского.
После вечера, посвященного Галиным пирогам и несчастливой Иркиной любовной истории, в общежитии для иногородних сотрудников МУРа не было ни одного скандала по поводу воды, набрызганной на полу ванной комнаты. Все равно ведь от этого не убережешься, правда? Ну то есть когда принимаешь не ванну, а обычный ежедневный душ, невозможно не набрызгать на пол. Так вот, оказалось, что скандалить из-за этого совсем не обязательно, а нужно взять тряпку и вытереть с пола. Вместо хилой тряпочки, которая употреблялась раньше для этой цели, Ира пожертвовала свой протершийся до дыр махровый халат, и соседи снизу больше никогда не приходили жаловаться, что на них протекло. Вечерние чаепития вошли в обычай, и консервным банкам с вареньями, которые не зря же Галя Романова приволокла с чудовищными усилиями — страшно сказать откуда! — из самого Ростова-на-Дону, скоро придет конец. А еще в первых числах декабря, поддавшись витрине, с которой приветливо растопыривал бороду круглый, как два мячика (верхний изображал голову), Дед Мороз, Галя приобрела со своей свеженькой, только что полученной зарплаты набор стеклянных елочных игрушек, среди которых выделялись невероятные фиолетовые лисы и нежно-салатные гномы, а Ирка посулила добыть елку, и с этой стороны тоже все было в порядке, то есть если иметь в виду, что приезжие они в Москве или не приезжие, общежитие тут или не общежитие, а Новый год есть Новый год.