«Даже деньги, — рассуждал Егор, — которые я считал своими, на самом деле чужие. Деньги, ради которых я вкалывал как проклятый! Где они? Ими были заткнуты дыры совместного с Валентиной хозяйства, они были потрачены на хлебушек, молочишко, колготки, ковры, щетки-тряпки, блин, разные… И что мне-то теперь в них? Я лежу, протянувшись на нарах, и мне имущественные нужды до лампочки, как позавчерашние сопли на выброшенном носовом платке. Думал — утверждаю и продолжаю себя в своем хозяйстве, своей жене, своих детях… А где все это? При мне, у меня? Нет. И меня вроде бы как нету. Как же рано я перестал существовать — прежде смерти! А столько мнил о себе. Тратил себя и заработанное на ерунду… Да найдется ли в моей памяти такой случай, когда бы я потратил деньги с толком?»
Егор сомкнул глаза, чтобы не щипал их тюремный неусыпный свет, и в воспоминании, отплывающем в дремоту, к нему вплотную придвинулись трепещущие под ветром, просвеченные золотистой весной кроны лип, суматоха солнца и теней на розоватом песке аллеи. Получив первую в своей жизни зарплату, не горя желанием возвращаться в пьяный бардак родительского дома, он брел по парку. Остановился у ряда киосков: в одном купил мороженое, в другом — сборник анекдотов, в третьем — пачку сигарет. Скромно, но ведь и зарплата не такая была, чтоб швырять направо-налево. А все равно сердце билось теплее: заработанное, свое… Присев на скамейку, еще холодную, не разогретую солнцем, он ел мороженое и хохотал во все горло над анекдотами, а пачку сигарет отложил на потом, ибо в той пачке заключалось будущее с его запретными удовольствиями: настоящая мужская работа, уважение равных, длинноногие красавицы, которые его полюбят… Все это он получил — не сразу, но получил. А вот диво: ничего из того, что получил, с ним не осталось. Осталась — до слез, до стеснения в груди — та скамейка на той аллее, где он был так счастлив и так пронзительно несчастлив, что, может статься, только в те минуты он и жил.
Ведь, если разобраться, в каждой биографии насчитывается не так уж много минут неподдельной, чеканной, полновесной жизни. И деньги здесь ни при чем.
— Так тебя можно поздравить с окончанием дела, Саша?
— Можно, Костя. Только, пожалуйста, не поздравляй.
Хмурое настроение в последние дни сопутствовало Турецкому, несмотря на успех. Благодаря самоотверженному труду его молодых помощников, благодаря удаче, благодаря, как ни парадоксально, даже своему ранению он сумел выйти на убийцу Питера Зернова. Попутно распуталось дело адвоката Берендеева. Оба преступника — в руках правосудия. Вещественные доказательства? Полным-полно. Что же его терзает? Может, не до конца восстановленное после покушения здоровье, подкошенное пулей, прошедшей в полутора сантиметрах от сердца? Может, возвращается старый друг депресняк? Да нет, физиологические объяснения оставьте для своей покойной бабушки, Александр Борисович. Такого профессионала, как он, волнует то, обезопасил ли он общество от преступников, а с этим не все в порядке.