Мэтью считал, что Кардинал Блэк жаждет заполучить книгу, детально описывающую демонов и заклинания их вызова, это вполне имело смысл для помешанного сатаниста. Но почему эта книга так важна для Профессора? На этот вопрос Фэлл ответа не дал.
Что до книги ядов, Мэтью подумал, что если отряд людей Фэлла — та жалкая часть, что от них осталась — попытается нанести удар по Аддерлейну, их, скорее всего, просто покромсают на куски. Хуже того будет, если они преуспеют, и беззащитный Блэк решит попросту уничтожить книгу, чтобы она не досталась никому.
Мэтью не мог так рисковать, и профессор разделял его стремление к осторожности, соглашаясь, что лучше послать только двух человек, которые могли бы проникнуть в Аддерлейн незамеченными. И все же… двое против восемнадцати?
Но другого выхода не было.
Мэтью в последний раз нанес визит в спальню Берри, чтобы посмотреть на смятую постель, в которой она спала. Он сел и провел рукой по ее подушке, представляя, как убирает разметавшиеся рыжие волосы с ее щеки, и под наволочкой он ощутил что-то твердое.
Подняв и вытряхнув подушку, он нашел тонкую коробочку размером с лист бумаги. Он открыл ее и увидел то, что дало ему надежду: пусть Берри постепенно теряла рассудок, часть ее продолжала бороться. Хотя одновременно с надеждой молодой человек испытал и ужас, осознав, как далеко продвинулась отрава Риббенхоффа, разрушая мозг Берри.
В коробке было три карандаша и несколько рисунков. Он подробно рассмотрел их один за другим.
Это были грубые, почти детские наброски разных сцен. На первом рисунке был изображен корабль, бороздящий море, люди на борту, похоже, тянули из воды рыболовные сети. На втором Берри изобразила город. Пропорции людей и зданий были сильно нарушены, но очертания карет, повозок и кораблей в гавани отчетливо угадывались. Казалось, что это нарисовал ребенок лет восьми. Мэтью не думал, что Берри пыталась нарисовать Лондон, улицы были слишком непохожими…
Нью-Йорк, понял он. Она пыталась изобразить Бродвей.
В центре рисунка возвышалось одно здание, на вершине которого стояла чья-то маленькая щуплая фигурка. Берри старалась нарисовать слезы, текущие по овальному лицу…
Эштон Мак-Кеггерс? — предположил он. Печальный, потому что она уехала из Нью-Йорка и покинула его?
Третий рисунок перехватил его дыхание и заставил вздрогнуть.
На нем были изображены какие-то доски, в которых смутно угадывались очертания причала. На них, обращенные лицом к зрителю, стояли две фигуры, у одной из них были схематично нарисованы вьющиеся волосы. Оба человечка улыбались и держали друг друга за трехпалые руки. Высоко в небе по-детски были нарисованы солнце и птички.