Она крепче обняла Гуля, прижалась к нему. Глаза ее были полны слез.
— Нет, нет! Ты говоришь неправду. Хочешь напугать меня, шутишь. Правда, Гуль? Это шутка?
Гуль молчал, понурив голову. Когда он поднял ее, Лачи увидела слезы в его глазах.
— Мы, патаны, с давних лет занимались ростовщичеством. Пока не было помех, ни мне, ни моему отцу и в голову не приходила мысль об индийском подданстве. Через год-два мы ездили на родину, жили там недолго и снова возвращались сюда. Здесь мы торговали, зарабатывали на жизнь, а родина наша была там. Теперь все изменилось. Раньше все это было одним государством, а теперь его поделили на два — Пакистан и Индию. Изменились и законы. Ростовщичество запрещено. Дело отца захирело. Он уезжает в Пакистан. Отец никогда не собирался оставаться здесь навсегда, и я тоже. Но раньше не было тебя, а теперь я хочу быть рядом с тобой, поэтому и просил для меня индийское подданство, но мне отказали. Теперь мне не разрешат жить здесь.
— Ты сказал бы им, что здесь твоя Лачи и ты не можешь никуда уйти.
— Эти люди не знают, что такое любовь. Им понятна только ненависть.
— А ты не сказал им, что вся земля принадлежит богу?
— На земле есть храмы, мечети, церкви, но, как видно, ни одна пядь земли не принадлежит богу.
— Ты не уедешь! Я не отпущу тебя! — твердо сказала Лачи, но сердце ее сжалось от боли. Она закрыла лицо руками и заплакала.
Почему плачет Лачи? Человечество плачет так целую вечность. Лачи много говорят о гуманности, о любви, красоте, братстве, о благородстве и добродетели. Политиканы превозносят их в своих выступлениях, писатели пишут о них в своих книгах, философы всю жизнь проводят в размышлениях о человеколюбии, любви и братстве. Но кто осушил слезы такой любви? Кто защитил гуманность? Кто уважил добродетель? Кто воспел красоту? Все они вместо любви славят ненависть, вместо гуманности воспевают жестокость, под видом красоты прославляют уродство, добродетели предпочитают зло и высоко поднимают знамя своей «культуры». Цивилизация! Да ее больше у бегемота, чем у этих господ!
— Мне нужно уехать из Индии в течение семи дней, — медленно проговорил Гуль.
Лачи плакала навзрыд. Гуль привлек ее к себе, вытер ей глаза, кулаком смахнул свои слезы. Подбородок его дрожал. Он крепко сжал кулаки и встал.
— Я пойду, Лачи!
— Не уходи, мой любимый! Не уходи! Лачи обняла его ноги.
Гуль твердо сделал один шаг, другой, третий…
Лачи ползла за ним, с плачем умоляя его:
— Не уходи, мой Гуль! Не уходи!
Гуль вырвался из ее объятий и вбежал из комнаты.
Лачи лежала на полу и рыдала.