— Не понимаю, о чем вы говорите... Кто вы? Чего хотите?
— Я хочу знать, почему вы устроили мне такой прием вчера. — Я спрятал пистолет. — Он был слишком дружеским, мистер Мак-Ичерн. — Кто вы, сэр? — Он выглядел еще старше, чем вчера: старый, разбитый, уничтоженный.
— Калверт. Они велели вам отпугивать посетителей, не так ли мистер Мак-Ичерн? — Никакого ответа. — Я задал несколько вопросов вашему приятелю Арчи Мак-Дональду. Полицейскому сержанту в Торбее. Он сказал, что вы женаты. А я не видел миссис Мак-Ичерн.
Он чуть приподнялся в кресле. Старые воспаленные глаза блеснули. Потом снова опустился, и глаза померкли.
— Однажды ночью вы вышли в море на своей лодке, не так ли, мистер Мак-Ичерн? Вышли в море и увидели кое-что лишнее. Они схватили вас, притащили сюда, забрали миссис Мак-Ичерн и пообещали, что если вы произнесете хоть одно слово, то уже никогда больше не увидите своей жены. Я имею в виду — живой. Они велели вам оставаться здесь — на тот случай, если кто-нибудь забредет сюда, удивится вашему отсутствию и поднимет тревогу. А чтобы иметь уверенность в том, что вы не попытаетесь обратиться за помощью на материк — хотя я уверен, что вы не сумасшедший, чтобы решиться на это, — они испортили ваш двигатель, превратив его в кусок ржавого железа. Пропитанная морской водой мешковина — и случайный посетитель подумает, что это простая оплошность, а никак не умышленная порча.
— Да, они сделали это. — Он смотрел в огонь невидящими глазами, его голос упал до шепота, будто он думал вслух или тяжело переживал то, что произносит. — Они забрали ее и сломали мою лодку. А я медленно умираю здесь, в задней комнате, потому что мою жизнь они тоже отняли. Если бы я имел, я отдал бы им миллион фунтов — лишь бы они вернули мою Мэри. Она на пять лет старше меня. Он больше не защищался.
— Чем же вы здесь живете?
— Каждые две недели они привозят мне консервы. Немного. И еще сгущенное молоко. Чай у меня есть, и еще я ловлю мелкую рыбешку с берега. — Он опять уставился в огонь, сдвинув брови; он как-будто вдруг начал понимать, что я принес какие-то перемены в его жизнь. — Кто вы, сэр? Кто вы? Вы не один из них. И вы не полицейский, я нагляделся на них. Нет, вы совсем не такой... — Теперь в нем появились признаки жизни, жизнь возникла а его лице, в глазах. Он смотрел на меня целую минуту, и мне стало неловко под взглядом его выцветших глаз. И тут он сказал: — Я знаю, кто вы. Я знаю, кем вы должны быть. Вы человек правительства. Вы агент службы безопасности.
— Браво, старикан, я готов снять перед тобой шляпу. — Я стоял перед ним, затянутый в скафандр по самые уши, с ног до головы засекреченный, а он видел меня насквозь. А еще болтают о непроницаемых лицах стражей безопасности! Я припомнил, что бы ему сказал на моем месте дядюшка Артур: автоматическое лишение должности и тюремное заключение, если старик выболтает хоть слово. Но у Дональда Мак-Ичерна не было никакой работы, чтобы лишиться ее, а после жизни на Эйлен-Оран даже тюрьма строгого режима покажется отелем — из тех, что в путеводителях отмечены, как отели высшего класса; так что я в первый раз в жизни честно сказал: