О землю Ариана ударилась с такой силой, что из ее грудной клетки в одно мгновение вылетел весь воздух. Несколько мгновений она лежала, не в силах издать ни звука, не в силах вдохнуть. Голова кружилась, в ушах звенело, но она все же расслышала, как над самой ее головой мужской голос снова произнес имя – Хорхе. Потом живительный воздух снова стал поступать в легкие, и Ариана рискнула пошевелиться, но тут же получила очередной пинок в бок.
– …Хорхе, – снова послышалось чуть в стороне, но сейчас ей было все безразлично. И даже когда неподалеку прозвучало несколько выстрелов, она отреагировала на них почти равнодушно. Пусть ее убьют, как Фелипе, – ее это ничуточки не волнует! Потом она сообразила, что живая она гораздо ценнее для бандитов, чем мертвая, но эта мысль не добавила ей бодрости. В эти минуты она страдала не столько от страха, сколько от жажды. Во рту у нее пересохло, пыль из мешка набилась в рот. Она готова была отдать жизнь за глоток самой обычной воды, но попросить пить у своих мучителей не решилась.
А затем вдруг стало очень тихо, и Ариана услышала еще один уверенный и громкий мужской голос, который выкрикнул несколько приказов. Он был совсем не похож на хриплые, грубые голоса, которые она слышала до того, да и испанский, на котором он говорил, был другим – знакомым ей и понятным. Так или почти так говорили ее друзья и подруги в Буэнос-Айресе. Мужчина приказывал положить ее в «ящик». Что это может означать, она не знала, но ни испугаться, ни приготовиться к борьбе не успела. Чужие грубые руки подняли ее с земли и куда-то понесли (в этот момент Ариана почувствовала, что ее туфли куда-то пропали и она босиком), а потом принялись укладывать в тесную и узкую деревянную коробку. Коробка оказалась ей коротковата, и кто-то ткнул ей кулаком в живот, заставив таким образом подогнуть ноги. Мгновение спустя Ариана почувствовала, что коробку накрывают тяжелой деревянной крышкой, которая со скрипом скользнула по дощатому бортику, и подумала, что ее, должно быть, уложили в гроб, чтобы похоронить заживо.
И снова ее это совершенно не тронуло, хотя дышать сразу стало труднее, к тому же очень скоро в коробке стало так жарко, словно она стояла на солнцепеке. Ни вытянуться во весь рост, ни пошевелиться она не могла, руки и ноги, все еще крепко связанные, затекли, и она их почти не чувствовала. Как ни странно, боль и страх, которые мучили ее столько времени, отступили, и она почувствовала сильнейшее желание спать. А поскольку смерть не спешила освободить ее от мучений, сон казался спасением – тихой гаванью, в которой она могла бы укрыться от постигших ее несчастий. И она действительно провалилась в какое-то забытье, потом на секунду очнулась, но, обнаружив себя все в том же душном и тесном ящике, опять задремала и даже, кажется, видела какие-то странные, путаные, не имеющие отношения к реальности сны.