– Пойду, – сказала Тамара. – Только давай не чуть свет, ладно? Иначе с тобой пойдет только мое бессмысленное физическое тело.
– Ты же вроде рано всегда вставала, – удивился он.
– А теперь встаю поздно.
Из-за бессонницы она действительно перестала быть жаворонком, только этого никто не заметил. Что ж, люди вообще не любят замечать перемены. Предпочитают считать, что в жизни много незыблемого. Это не так, но думать так – удобно. А значит, так и будут думать.
– Ладно, – согласился он. – Дождусь, пока твое тело наполнится смыслом.
Тамара сидела на травянистой кочке и смотрела, как течет в реку вода из родника.
– Видение отроку Варфоломею, – сказала она.
– У Нестерова там, по-моему, весна изображена, – заметил Паша. – Что-то молодое и зеленое.
– Но общее впечатление такое же.
Место, где остановились отдохнуть, напоминало картину Нестерова не столько пейзажем, сколько чувством, которое он вызывал. Во всяком случае, Тамаре казалось, что с нею сейчас случится какое-нибудь чудо. В Царевну-лягушку превратится, например.
Ракиты склонялись над узкой Молокчей, текущей в травяных берегах, светился на речном дне золотой песок и мелькали серебряные рыбки. Лес, через который текла река, темнел таинственно, как в сказке.
– Тебе хорошо, – посмотрев на Тамару, сказал Паша.
– Почти угадал! – засмеялась она. – Мне не то что хорошо, а так, знаешь… Драгоценно, вот как.
За годы, прожитые в Махре, она, конечно, бывала в этом лесу не раз. Не именно в этом месте – здесь как раз оказалась впервые, – ну так в других, тоже красивых. Но драгоценность состояния, в которое приводит ее этот лес и эти травяные берега, сделалась ей понятна только сейчас, и именно сейчас нашла она само это слово.
– Как ты живешь, Паша? – спросила Тамара.
Если бы не он, то и не понять бы ей о себе такую важную вещь. Она была ему за это благодарна.
– Да как все. – Он пожал плечами. – Как человек, из которого жизнь уже успела повытравить самолюбие.
– Как-как? – заинтересовалась Тамара.
– Это не я придумал. Тургенев, «Дым».
– Все равно хорошо, – улыбнулась она.
– Да, подмечено неплохо. – Паша улыбнулся в ответ. – Живу, в общем. Дети выросли, у них своя жизнь, я в ней побоку. Но внуки мной еще увлечены.
С семьей Паша жил на даче где-то под Рузой, а в Известиях снимал комнату для себя одного и приезжал сюда часто. Тамара понимала, что он делает это не ради отдыха от домашних, во всяком случае, не только ради этого, но по той же необъяснимой причине, по которой живет здесь она и которая понятна только своим.
Но сейчас в его голосе Тамаре послышалось что-то вроде горечи. И что она означает? Что и Пашу, как большинство мужчин, охватила иллюзия, будто жизнь на шестом десятке должна бы явить ему нечто совершенно новое? Да нет, вряд ли он думает, что жизнь его должница, не такой он человек. Во всяком случае, раньше таким не был. Но ведь люди меняются, иногда разительно, ей ли не знать.