Марина не видела, кто помогал накрывать столы, кто уезжал, кто оставался ночевать…
– У Алены и места для всех не хватит, – сказал Толя. – Пойдем ко мне, а, Марин?
В его словах, в его голосе не было самоуверенности, но и робости не было тоже. Он произнес их именно так, как и должен произносить мужчина. Марина кивнула. Она не могла выговорить ни слова.
Вышли за Аленину калитку и направились по улице к соседнему дому.
– Заборы-то у вас какие, – сказал Толя. – Выше роста человеческого.
– Ну, у Алены забор самый обыкновенный.
– У тетки моей тоже. Но ведь от бедности только. А так – Великая Китайская стена.
Заборы вдоль улицы действительно стояли сплошной стеной. Но Марина не смотрела на них. Потому что не могла отвести взгляд от Толи.
Спокойствие было в нем подсвечено легкой нервностью, да, именно так; Марина обрадовалась, что нашла это слово. Но тут же она поняла, что не нашла, а просто вспомнила: мама однажды сказала ей по какому-то поводу, что Чехов любил в людях нервность и вежливость. Такое сочетание показалось тогда Марине странным, а потом она поняла, что оно правильное, а еще потом постепенно выяснилось, что и ей нравится в людях именно это. И именно это было в Толе, она сразу почувствовала.
Солнце еще не встало, и бессолнечный свет, серебристый и тусклый, был так же холоден, как предутренний воздух. Приземистый домишко, в котором жил Толя, обнесен был частоколом. Калитка открывалась с усилием из-за высокой уже, ранней в этом году травы. Толя пропустил Марину перед собой, и, идя к крыльцу по прокошенной тропинке, она чувствовала, как он смотрит на нее. Она сказала бы, что его взгляд бежит по ее спине холодком, но, наоборот, жарко ей становилось от его взгляда.
Крыльцо заскрипело и закачалось, когда Марина поднялась на него. И серые от старости доски веранды, и полы в темной прихожей тоже покачивались под ее ногами, как палуба. Для жизни, понятно, это неудобно, и в любую другую минуту Марина сразу так и подумала бы, но сейчас ей это очень даже нравилось.
– Не пугайся, – сказал Толя, когда вошли в комнату.
Марина не испугалась, конечно, но удивилась: комната была пуста, а стены ее представляли собой голые бревна. Это выглядело странно. Обычно у одиноких старых женщин, наоборот, накапливается множество вещей, нужных и ненужных, коробок и ящиков, картинок и салфеток…
– Обои я ободрал, – объяснил Толя. – И доски всякие, рубероид. Ты б видела, что тут для тепла налеплено было! А бревна хорошие, я их щелоком отдраил. Ошкурю еще, отлакирую, щели зашпаклюю. Знаешь – косичку из льняной пакли плетут и между бревнами прокладывают? Красиво получается. Ну и тепло, конечно.