«В 1960 году будет построено 2,4 миллиона квартир, куда переедут более 10 миллионов ленинградцев».
«Ленинградская правда». 1959 г.
Противная эта Аллочка! Леночка смотрит, как та бросает в слезах новые ботиночки, купленные отцом, кричит, размазывая по пухлым щекам текущие градом слезы:
– Я старые, старые хочу! – И Аллочкин папа – вот дела! – не сердится, а просто поднимает их с полу и уносит в комнату. Леночка успевает принюхаться – ботиночки пахнут свежей кожей, и тут дверь захлопывается. Леночка вздыхает: ей ужасно хочется поделиться с остальными детьми квартиры впечатлениями – сегодня они с мамой впервые ходили в баню. Настоящую, для взрослых, там, где одежду складывают в шкафчиках. Мама оставила Леночку караулить свой тазик, а сама пошла стоять в очереди за горячей и холодной водой. Леночка даже испугалась: мама сразу пропала из виду. Вокруг обжигающим туманом клубится пар, едва мерцают под потолком электрические лампочки, пахнет распаренной кожей и моченым веником; шум льющейся воды, грохот тазов, перекличка десятков моющихся женщин сливаются в один протяжный гул. То тут, то там из клубов пара возникают тела – иногда полные, как мамино, а иногда темные, страшные, с искривленными спинами.
– Это от труда непосильного, – вздыхает, вернувшись, мама. – Думаешь, они старые? Им же лет сорок пять от силы!
«Сорок пять! Очень, очень старые», – хочет сказать Леночка, с испугом вглядываясь в чужую наготу. А вырывается:
– Какие же все некрасивые!
– Чего ж все-то? – мылит ее мама. – Вон, гляди, у той – отличная фигура!
Мама кивает подбородком на полускрытую в парном мороке тетку. Леночка недоумевает: и что же в той фигуре красивого? Вот лицо – это да, с ним понятно, а тут…
А потом обе с облегчением вышли в прохладу предбанника – остывать и пить клюквенный морс, он продается в пивном ларьке. Вспомнив кисловатый, свежий привкус на языке, Леночка быстро, по-лисьи, облизнулась. Хорошее было утро. Жаль, сейчас делать совсем нечего. Леночка теребит в руках пупса-голыша: Тома недавно подарила ей собственноручно скроенные из лоскутков юбочку, сорочку и даже маленький платочек на голову. Но Лене скучно играть одной. От скуки она и делает непозволительное: снимает со школьного передника и пришпиливает пупсу на грудь октябрятскую звездочку – и теперь прижимает голыша к себе, чтобы никто не увидел такого святотатства. Укачивает и думает о своем. Папа обещал сводить ее в Цирк на Фонтанке – туда сейчас как раз приехал Борис Манжелли с конюшней дрессированных лошадей «Карнавал», но со смертью старой Ксении Лазаревны папа будто забыл о своих обещаниях. Все сидит, мрачно трет лоб, даже радио меньше слушает. Леночка пожимает острыми плечиками: и что тут расстраиваться? Ну, умерла. Вот уж кто был совсем старый – не жалко! Но нет, сегодня все снова собрались на кухне – уже в который раз! Плотно прикрыли дверь – пришлось им с Леркой подслушивать из туалета, оттуда на кухню выходит забраное стеклом окошко – для экономии электроэнергии.