– Прости, – Эдик схватил ее руку, – я и представить себе не мог, что моя откровенность сможет тебе навредить!
– А Тамара Зазовна? Чем Тамара тебе помешала? – отобрала из Эдиковых мягких влажных рук ладонь Ксения и незаметно вытерла об юбку.
– Что? – поднял он на нее безумный взгляд. – При чем тут… Да нет же!
– Она призналась нам, Эдик, – Ксюша встала, взяла свою сумочку – ей хотелось побыстрее уйти отсюда. – Мы не сразу поняли, кого она имела в виду. Но почерк тот же: твоя тетка столкнула Тамару Бенидзе после того, как Тамара узнала тебя у нас в гостях.
– Я не виноват! – вскочил Эдик. – Ты же не думаешь, что я виноват?!
– Какая тебе разница, что я думаю, – пожала плечами Ксения. – Разбирайся со своей совестью сам!
Оказавшись на улице, она глубоко вздохнула: кончилось, боже мой, кончилось! Стыдно, наверное, чувствовать облегчение и радость после чьей-то смерти, но именно это она и испытывала! И быстро пошла по направлению к метро. Мобильный зазвонил на эскалаторе. Она вынула телефон: номер, высветившийся на экране, был ей не знаком.
– Ксения? – услышала она голос, от которого бешено забилось сердце, кровь бросилась к щекам.
– Да? – Ксения сглотнула, сделав вид, что не узнает звонящего – бледное кокетство!
– Это Иван Носов вас беспокоит. Я все-таки позвонил своему отцу и рассказал о вашем деле.
– Спасибо, – тихо сказала Ксюша, но он ее услышал.
– Не благодарите. Мне пришлось. Я просто не мог придумать другого повода, чтобы вам позвонить.
Маша во все глаза смотрела на Ксению: та без умолку болтала, подливала чай матери, Нике, Любочке и отчиму, шутила, сама смеялась своим шуткам. На щеках горел румянец, волосы падали блестящей волной. Очки она сняла, и глаза, не уменьшенные диоптриями, сияли – еще более огромные в опахалах длинных ресниц. «Да она красавица!» – подумала Маша и тут же, почувствовав легкий удар под столом, наклонилась к сидящей рядом Любочке.
– По-моему, Ирочкина девочка влюбилась! – прошептала ей бабка. Маша снова взглянула на Ксюшу: Любочка, как всегда, права.
Они ужинали на бывшей коммунальной кухне. Верховодила Ника, отличная кулинарка – это с ее легкой руки была куплена духовая печь, где сначала томился к трапезе свиной окорок, а потом румянились творожные печенья. По негласному соглашению, разговоры за столом обходили тему погибшей Пироговой, убитой Тамары и эпохи конца 50-х. Но на какие бы невинные темы ни шла застольная беседа, Маша без конца прокручивала в голове заключение судмедэксперта. Какая-то странная история: только кажется, что все закончилось, хилая ниточка из прошлого оборвалась – и слава богу, – как вдруг… Как вдруг за спиной одного персонажа – почти призрачного, многолетнего заключенного в доме скорби, встает тень другого. И эта тень густая, плотная, не сравнить с сумасшедшей Леночкой Пироговой, убивавшей из любви к племяннику. Так чья же это тень? И зачем было умерщвлять полоумную старуху? Маша задумчиво склонила голову, делая вид, что слушает отчима Ксении – он с жаром рассказывал о заливших их соседях, наглых «понаехавших», вовсе не торопящихся выплачивать им компенсацию. «Кто еще остался в живых? Кто? – продолжала диалог с собой Маша. И сама же себе ответила: – Ты задаешь себе не тот вопрос. Почему? Вот что ты должна узнать. И тогда ответ на вопрос «кто?» придет сам собой».