Та самая, которую она нашла в толстой тетради с записями, да так и забыла о ней, бросив на старой квартире. Четвертая карточка с достославного Нового года. Четвертый кадр их фотокомикса. Все остальные фото остались у Ксюши в коммуналке, и светиться там не стоило. Она переехала к Маше и даже успела выспаться на диванчике на Любочкиной огромной кухне. Вчера ночью, только добравшись до дома, Маша взялась звонить в Москву своему Андрею. Трубка так орала, что даже Ксюша, нарочито глядящая в окно, услышала что-то вроде «сколько можно вляпываться!» и «сейчас же возвращайся срочно в Москву!». Бросив исподтишка взгляд на Машу, она увидела, что та, страдальчески морщась, отодвинула во время пламенной тирады трубку от уха, а потом говорила тихим, ровным голосом – убеждала, просила. И на следующий день, выглянув в окно, Ксюша заметила стоящую рядом с их домом машину полиции.
– Надолго нам такую охрану не предоставят, – улыбнулась Маша на вопросительный Ксюшин взгляд. – Кроме того, с носовскими возможностями никакая полиция ему не помеха.
– И что же делать? – поежилась Ксюша, кутаясь в предоставленную Любочкой длинную шерстяную кофту.
– Быстро пытаться понять, что за история с этими красными ботиночками. – Маша, покусывая русую прядь, уже сидела перед ноутбуком. – Ужасно неудобно, что я не знаю немецкого. Придется все переводить через автоматический переводчик, а там сам черт ногу сломит.
– Ха! А я вам на что? – вплыла в кухню Машина бабушка: бархатный халат, аккуратный пучок белоснежных волос на голове. – У меня немецкий шел вторым языком в университете. Давайте-ка только прежде заварим еще кофе.
* * *
За время Ксюшиной прогулки в метро кобальтовый облупленный кофейник опустошался дважды. Вновь усаживаясь рядом с этими двумя столь разными по темпераменту и характеру и между тем такими близкими друг другу людьми, Ксюша невольно вспоминала свою встречу с матерью: и сердце сжималось от жалости и – глухого раздражения. Виноватое лицо, слишком обтягивающее полную фигурку несуразное пальто… «На той станции метро, где я училась в музыкалке», – сказала она по телефону. Звонила на мамину трубку – но мало ли, вдруг и она прослушивалась? При встрече не разговаривали. Ксюша быстро прошла мимо, мать сунула ей в руку конверт. Конспираторы несчастные. И смех и грех, как говорила ее бабушка.
А Маша даже не попросила у Ксюши с таким трудом добытую фотографию, а посадила за стол к свежесваренной чашке кофе и выдала нарытую за время ее отсутствия информацию. И Ксения послушно внимала, понимая: Маша, проговаривая вслух, структурирует полученные сведения, пытается нащупать нужное им зерно.