– Хочешь, я тебя нашим обедом угощу? – спрашивает, краснея, Тамара. Знает она, что у него там, в кастрюльке, – вечные макароны по-флотски с тушенкой.
– А я не всех фотографирую! – перебивает ее Колька. Он не убежал, как с ним обычно случается, обратно к себе в комнату, а крутится тут, на кухне.
– Что за несносный мальчишка! – чуть не плачет Тома.
– Только очень фотогеничных, – подмигивает ей Алексей, а она чувствует, как из-за белого воротничка школьной формы вырывается, заливая все лицо, душная волна.
– Дурак ты! – Колька, похоже, тоже покраснел. – Вот же дурак!
И наконец скрывается за дверью.
– Спасибо за предложение, – не обращая внимания на дурака, Леша снимает запотевшие от пара над кастрюлькой очки, смотрит на Тамару, и она видит его глаза – не беззащитные без очков, нет. Напротив – совсем мужские, взрослые, глядящие так беспощадно прямо, что впору ей самой себя почувствовать беззащитной. – Но мы с Колькой просто обожаем макароны – никаких изысков не надо. Кроме того, у нас в комнате имеется еще колбаса и булка. Однодневный запас. Так что – живем!
А Колька уже снова тут как тут:
– Вот. Это тебе. Подарок.
Развязывает ленточки на папке, вынимает две большие, глянцево блестящие фотографии. Тамара находит силы отвернуться от Леши – к снимкам.
– Правда здорово получилось? – заглядывает ей в лицо снизу вверх Колька.
Алеша подходит к ним и берет одну из фотографий – на ней Тома склонилась над мережкой. Распущенные по случаю выходного дня тяжелые волосы волной прикрывают полщеки. Густая бровь, длинные ресницы ложатся веерной тенью на бледную кожу, рот сосредоточенно сжат.
– «Здорово получилось»! – передразнивает брата Алеша и отдает, подмигнув, фотографию ей обратно. – Тоже мне, кавалер!
А потом снимает с огня прихваткой кастрюльку:
– Айда в комнату, питаться! – и выходит из кухни, а Колька бежит, как хвостик, за ним следом, тормошит за рукав нового кожаного пиджака.
– Правда она красивая, правда?! – громко шепчет он, а Тома отворачивается к окну и замирает, пытаясь расслышать, что-то Леша ответит?
Но не успевает: на кухню вплывает с полными сумками Галина Егоровна. Раз – тяжелая нога становится на шаткую табуретку, а авоська с мороженым мясом ловко закидывается на крючок за окном. Два – и щелкает тумблером радио: «За пятое пятилетие, – убежденно говорит диктор, перекрывая самые важные для Томы слова из коридора, – продажа мясопродуктов увеличилась в два и семь раза, масла животного – в два и четыре, шелковых тканей – в три и пять!»
– Ты сегодня рано чего-то с музыкальной школы, – Галина Егоровна несет к раковине большую рыбину – чистить. Тамара кивает – разочарование лишает ее голоса. Зато диктор неутомим: «…шелковых тканей – в три и пять раза, телевизоров – в тридцать раз. В городе имеется двенадцать крупных универсальных магазинов: Дом ленинградской торговли, Фрунзенский…»