– Пусть будет, – вполголоса сказал губернатор: было ясно, он так и не отказался от мысли о том, что должен быть кто-то, кто будет отвечать за жизнь его матери. Вергайкину даже не приходило в голову, что существует только одна сила, способная вырвать его мать из небытия. Но с этой силой договориться нельзя, потому что в небесной канцелярии объемы инвестиций не были основанием для активизации божьей помощи.
– Максим Леонидович, – бросилась к губернатору Ступникова: – Вас ждут. Вы можете пройти. Только я должна предупредить вас: – Реанимация – это такое место… – Она сжала руки, словно в мольбе. – Здесь не всякий-то врач сможет работать. Может, вы откажетесь от посещения?
– Нет, – отмахнулся от нее Вергайкин и дернул за ручку металлической двери.
Дверь открыла реанимационная сестра и протянула губернатору какую-то пластиковую штуку, напоминающую воротник с уходящим вверх раструбом по бокам для ограничения бокового зрения.
– Это что? – Вергайкин повертел в руках непонятное приспособление.
– Это чтобы по сторонам не смотреть, – как могла, объяснила медсестра.
– Надень, Гольцова, – скомандовал губернатор, даже не уточнив, собиралась ли Анна сопровождать его в реанимации. – Пошли.
– Максим Леонидович, – обратился к нему Бравин, заметив, как побледнела Аня. – Может, не надо? Ирина Леонидовна, – он мельком взглянул на Ступникову, – права. Там делать нечего – во всяком случае, вдвоем.
– Я знаю, – буркнул Вергайкин и обернулся на Гольцову: – Ну что? Идешь?
– Иду, – выдохнула Анна и покорно нацепила себе на шею эту пластиковую штуку, поклявшись, что закроет глаза, как только губернатор повернется к ней спиной.
Так она и сделала. Просто стояла зажмурившись, стараясь не вслушиваться в то, что шептал своей утыканной трубками матери Вергайкин. Глаза Анна открыла ровно в тот момент, когда чудом почувствовала, что губернатор поворачивается к ней лицом.
– Ну все, Гольцова, – жалобно произнес он. – Если услышала – дождется. Как ты думаешь, умирает? – Вергайкин встал рядом, и Аня по одному незначительному касанию плечом ощутила, как того бьет мелкая дрожь. «Господи, ну почему это происходит со мной? Почему здесь стою я, а не его супруга, черт бы ее подрал!» Ей стало жалко губернатора, но ничуть не меньше ей было жалко себя саму, получается, по долгу службы прикоснувшуюся к чужому несчастью. «Хоть бы она выжила!» – взмолилась Гольцова и, преодолев сомнение, подхватила Вергайкина под руку и вывела из реанимации.
Первое, что она увидела, это были расширившиеся глаза Руслана Викентьевича Бравина.