– Ты мала еще рассуждать, – обиженно огрызнулся отец.
Ну, ясное дело – мала.
Зато она была совершенно не мала, когда приходилось врезать замки в дверь ее комнаты и комнаты, которая когда-то служила маме хранилищем ее коллекций. А как иначе? Дочка Кати Аня почему-то считала возможным залезать в Лушин стол, рыться в ее шкафу, брызгаться ее духами.
– Это ребенок! Дети живут просто и безыскусно, – повторял отец в ответ на просьбы дочери предотвратить эти вторжения в ее личный мир, – И пойми, наконец, это не просто ребенок, это твоя сестра. Отныне и навеки.
Он всерьез нес эту пургу про сестру! Ему так хотелось, вот он и сделал сестрами тех, кто ими никогда и ни при каких условиях не станет. Он не понимал, что режет Лушино сердце. И не желал сам себе признаться, что врет. Врет – и себе, и дочери. Ну, какая Анька ей сестра? Мелкая гадючка, которая, пользуясь предоставленной свободой, роется и пакостит в чужом доме. И вырастет из нее настоящий питон, способный заглотить все, что только пожелает. Если бы она хотела быть Луше сестрой, разве так бы себя вела?
– Пап, а почему Катя здесь поселилась? Где она раньше жила? – спросила как-то Лукерья у отца.
– Катя здесь поселилась по праву нашей любви. Она ушла от нелюбимого человека ко мне. Она мне доверилась! Мужчина должен приводить в свой дом любимую, – выпалил отец явно давно готовый довод.
– А как же ты с мамой? Ты же у нее жил, когда вы поженились, – продолжала расспрашивать Луша.
– В этом и состояла главная ошибка, – картинно печалясь, заявил папа.
– Ошибка? Что за ошибка?
Дочери хотелось разъяснений.
– Ошибка наших отношений. Мое мужское «я» было угнетено.
Папа говорил не своими, какими-то совершенно не свойственными ему выражениями из бабьих журналов. «10 признаков настоящего мужчины». «20 способов создать здоровые отношения». Тьфу.
Луша видела: он влюблен. Влюблен, как мальчишка, готовый сокрушить любое препятствие на пути к объекту своей страсти. Вот она, любовь окаянная. Прямо как в песне.
– Но что же мама? В чем она виновата? Почему она должна страдать? Плакать? Чувствовать себя выброшенной из жизни? – настаивала Луша, – Как ей-то теперь быть?
– Я живу в аду сострадания к этому человеку. Все это время – в аду, – патетически пожаловался отец.
Ну надо же! Вот это да! И тут у него нашлась эффектная заготовка. И словосочетание новое придумал для обозначения жены, с которой столько прожил: «этот человек». Какая-то бесполая тень.
Луша просто махнула рукой. Похоже, слово «сострадание» встало на очередь в ее скорбный каталог.
И «ад» вместе с «раем» – тоже.