Тине, прожившей всю взрослую жизнь в браке, по-прежнему было нестерпимо плохо одной. Она никогда прежде не думала о смысле жизни, он казался ей таким понятным: она жила ради мужа и дочери. Им хорошо, и ей хорошо. Любовь к ним окрыляла ее и помогала справляться с любыми трудностями. В мире без любви Тина терялась и пугалась, не понимая, зачем все это. Луша, конечно, была в ее жизни и в ее сердце по-прежнему. Но у дочки – своя дорога, своя цель и свои миры. Тина казалась себе потерявшимся странником, бредущим без цели и ориентиров. Где-то она услышала занявшую ее цыганскую байку: «Почему цыгане веками бродят по свету? Когда-то они отправились в путь к какой-то великой цели. Но по дороге забыли, к какой…» Вот и она – никак не могла взять в толк, к чему стремиться, чего хотеть, чего искать. Так и существовала: от нечастых радостей к тоске и слезам. И куда бы выбросить эту тоску, как с ней справиться – это и был главный вопрос, на который ответа у нее пока не находилось.
В феврале она снова встречалась с Еленой, на этот раз в Берлине. В марте летала в Амстердам, рассматривать Рембрандта. Короткие поездки дарили ей много сил, но, возвращаясь, Тина снова встречалась со своей печалью. Казалось, не будет ей конца.
Наступил апрель, отпраздновали Пасху. С приходом весны в сердце Тины поселилась неведомо откуда взявшаяся радость. Она все чаще думала, что нет у нее причин для печали, все у нее хорошо, а будет еще лучше. Одна – ну и пусть. Ничего трагичного в этом нет. Солнышко светит – вот и радость. Скоро листочки на деревьях появятся, вот и счастье.
Однажды в магазине она со спины увидела человека, который показался ей удивительно знакомым.
– Неужели? – спросила она себя, – Высокий, чуть сутулый, волосы все те же. И та же легкая походка, небрежность… Неужели – Сенечка?
Она так уверилась, что встретила забытого друга детства, что не попыталась даже заглянуть ему в лицо.
– Сенечка! – окликнула она радостно, – Сенечка!
Человек не обернулся на ее зов, и тогда Тина тронула его за рукав.
– Простите? – удивленно посмотрел на нее юноша лет двадцати.
– Ох, – растерялась Тина, – Извините, пожалуйста! Я обозналась. Такое сходство со спины… Не может быть… Я подумала, вы – друг моего детства.
Парень с легким любопытством вгляделся, но развивать тему не стал. И так все ясно: не могли они быть друзьями детства. Тина ему в матери годилась. Спасибо, что молодой человек промолчал. Как же это она сама не сообразила, что Сенечка тоже должен был повзрослеть, как повзрослела она сама. Ах, как жаль! Годы ушли. Ах, как жаль!