Я думал, что он наконец устыдился, и почти закричал на него:
— Глупости! Какие глупости! Ты слушай меня, человече! Эта женщина так любит тебя, что давно все простила, даже раньше, чем ты все это совершил! Мария наша — святая!
Я поглядел на него и понял, что ошибся. Светлое облако грусти растаяло, на меня с тупой непреклонностью снова смотрели холодные стальные глаза:
— Нет, я сказал — нет. Я не верю ей. И теперь — не верю.
Я не мог не сделать последнюю попытку.
— Георгий, Георгий, заклинаю тебя! Всем, что тебе дорого и свято!! — Я изо всех сил тряс его за плечи. — Всем, что нас связывало! В память о наших родителях! Не оставляй Марию! Она ни в чем не виновата, а ты нужен ей!
Нет, все напрасно…
— Ты знаешь меня, Свилен. Нет силы, которая заставит меня изменить свое решение. Я ей не верю.
— Нет такой силы? Даже наша дружба?
— Да. Даже наша дружба.
Я сунул пачку «Солнца» в карман, встал и пошел не оглядываясь к выходу. Через два месяца я узнал о женитьбе Георгия на дочери его генерального директора. Значит, и он научился этому восхитительному умению делать именно то, что нужно, когда и как нужно ему. Поэтому я послал с нашей почты поздравительную телеграмму, состоящую из одного слова: «Дерьмо!» А через несколько лет он уже был директором одного из предприятий, подчиненных его тестю, у него родилось двое детей и он шел в гору. Пятнадцать лет мы ни разу не встречались, я, правда, изредка получал информацию по радио и телевидению об его успехах на посту уже генерального директора объединения.
Впрочем, справедливости ради надо признать, что Георгий — способный и энергичный руководитель, а тесть — ну, что тесть, всего-навсего зеленый семафор, который дал дорогу именно ему, Георгию, а не другому способному руководителю.
Но сейчас, сидя в служебной машине, направляющейся в Софию, я думал о другом. Я почему-то был уверен в том, что история расследования в пятьдесят первом не прошла бесследно и для Георгия. Он поступал так, как считал правильным и единственно возможным, он был честен перед самим собой, даже ошибаясь. Но критическая масса зла, причиненного людям, не могла не отложиться на его нервах, кровеносных сосудах, способности мыслить и действовать. Да-да, я верил в нечто вроде возмездия, хотя идея эта никогда не приобретала у меня оформленного словесного выражения.
Я изо всех сил старался унять гнев и злость на бывшего друга, которые, увы, с годами не гасли, стоило мне подумать о страданиях Марии. Но чего я действительно не мог и не хотел прощать ему — это его женитьбы вскоре после нашего разговора в «Ариане». Я дал себе зарок — никогда больше не встречаться с ним.