— Что сегодня сказал врач?
— Он сказал постоянно давать ей жидкость; вряд ли мы можем сделать что-то большее.
В ее глазах появилась нежность.
— Сейчас помощь была бы очень кстати.
— И не говори.
Мы замолчали. Она знает о Максе. Она знает, что он значит для меня, но ни разу не принуждала меня увидеться с ним, даже несмотря на то, что он спрашивал обо мне в ту ночь, когда спас ее жизнь. Она многого не сказала ему, но он знал, что я здесь, и ни разу не пытался найти меня. Это объясняет все – он не желал меня видеть.
А, может, он, как и я, очень боится снова пережить прошлое, которое мы, судя по всему, пытались похоронить.
— Хочешь, я посижу с ней пару часов, а ты пока передохнешь? — предложила Пиппа.
— Нет, спасибо. – неуверенно усмехнулась я. – Может, завтра?
Она кивнула.
— Доброй ночи. Зови, если что-то понадобится.
— Спасибо, Пиппа. Спокойной ночи.
Когда она ушла, я улеглась рядом с Имоджин, прижала ее к себе и обняла. Я чувствовала тяжесть и резь в глазах и, услышав ровное дыхание малышки, я закрыла глаза.
Да, сейчас тяжелые времена, но моя дочь стоит всех этих усилий.
~*~*~*~
— Как Имми? — на следующий день хрипло спросила мама, улыбаясь внучке, которая смотрела телевизор у нее в гостях.
Я внимательно посмотрела на дочь: сегодня у нее появился румянец на щеках. Слава Богу.
— Вчера вечером после того, как она уснула, было видно, что она идет на поправку. Я так рада, ей было так плохо.
Мама кивнула и посмотрела на меня с той же улыбкой. У нее был потухший взгляд и глаза уже не были такими ярко-зелеными, как когда-то. После химиотерапии она потеряла волосы, поэтому носила красивый шелковый платок. Она все еще красива. Она всегда была очень красивой, просто сейчас выглядит опустошенной. Врачи дали ей несколько месяцев, но предупредили, что она может уйти в любой момент.
Это вселяло дикий ужас. От мысли о том, что каждый день, проведенный с ней, может стать последним, внутри все переворачивалось вместе с отчаянной необходимостью сделать все возможное, чтобы только не потерять маму. Но я ничего не могу сделать. Это жестокая правда. Я не могу изменить неизбежное. Мы исчерпали все возможности, и, в конце концов, с нее хватит.
— Как ты сегодня себя чувствуешь? — спросила я.
Ее улыбка дрогнула.
— Не скажу, что прекрасно, но я справляюсь.
— Медсестра также заходит к тебе каждую неделю?
Мама кивнула.
— Да, она замечательная.
Я мучительно улыбнулась, иногда мне кажется, что я мало уделяю ей внимания. Разрываясь между работой по вечерам и присмотром за Имоджен мне очень сложно проводить с матерью каждую минуту, хотя мне бы очень этого хотелось.