Как возникла идея писательской практики?
Я открыла эту связь с помощью собственного разума. Когда я была хиппи, я очень много занималась медитацией в Таосе, а потом в 1976 году поехала в Колорадо на шестинедельные курсы Аллена Гинзберга в Институте Наропы в Боулдере. Он учил нас исследовать свой разум и создавать тексты. И я занималась этим. Мне казалось, что он – великий провидец, а я – рабочая пчелка, которая просто записывает за ним. Он говорил: «Когда ваш разум в форме, ваши тексты тоже будут в форме». Перед поездкой в Боулдер я провела некоторое время в уединении, и там, в доме, мне попалась статья Гинзберга, где он говорит о полировке разума. Я не все там поняла, но она привлекла мое внимание, и я пообещала себе, что когда-нибудь обязательно в этом разберусь. Когда я изучала литературу в колледже, никто не говорил ничего о разуме в этой связи.
Я начала писать на время и не давала своей руке останавливаться. Я изучала на странице неохватное пространство возможностей, следила, куда отправляется моя мысль: назад, вперед, вверх ногами. У меня не было никакой цели, я не хотела создать ничего конкретного. Я просто наблюдала, как я мыслю. И я дошла до каких-то очень близких отношений с самой собой. Я была одна. Я не знала толком, что я делаю, но это было так увлекательно, что я погружалась в это все глубже и глубже. Я стала замечать разные вещи: каким без конца повторяющимся может быть разум, как погрузиться ниже уровня дискурсивного мышления, как использовать детали, находящиеся перед глазами, чтобы обрести твердую почву под ногами. Я тогда не называла это беспокойным умом, но именно с ним я и столкнулась. Я увидела, что одни вещи помогают мне писать, а другие, наоборот, мешают. Практика с жесткими временными рамками помогла мне обрести структурированность; я не желала сходить с ума. Что бы ни происходило, я продолжала писать и оставалась за столом, пока не выходило время. Точно так же происходит во время медитации: что бы ни происходило, когда вы медитируете, вы должны сохранять позу неизменной, пока не прозвонит колокольчик.
Когда я встретилась с роси Катагири, он сказал: «Пусть писательство станет твоей духовной практикой». Но я тогда не слушала, что он говорит. Я была слишком высокомерной. Поэтому я сказала: «О, роси, но это нелепо!» И я не придала его словам значения, потому что писательский труд казался мне совершенной противоположностью буддистским практикам. Я подумала, что он просто хочет от меня избавиться. Ну, вроде: «Иди отсюда, Натали, ты нам здесь не нужна». И я сказала: «Нет, я буду продолжать медитировать». Но со временем я стала по-другому относиться к своему творчеству. Я поняла, что ухватилась за что-то очень сильное и мчусь на его спине. Постепенно, много лет спустя, я назвала это писательской практикой. Я начала понимать, о чем говорил роси Катагири. На самом деле все это окончательно сошлось воедино именно в «Человек, который съел машину», возникло это ощущение «Ага!». Года через два после выхода книги я отправилась к роси. Я спросила его: «Почему вы сказали мне, что писательство должно быть моей духовной практикой?» Он невозмутимо посмотрел на меня и ответил: «Ну, ты же любишь писать. Поэтому я так и сказал». «Так просто?» – поразилась я. «Ну да, – сказал он. – Тебе же это нравится». Значит, он очень давно понял, в чем моя истинная страсть. Если вы на самом деле хотите бегать, но вам кажется, что вы должны медитировать, сделайте бег вашей духовной практикой и погрузитесь в нее на всех уровнях. Но он добавил, что медитировать все равно полезно. Поэтому сердце мое было отдано писательскому творчеству, но я продолжала и медитировать, чтобы быть честной с самой собой. И чтобы укрепить спину. Понимаете, вся моя энергия направлена вперед. Но за спиной обязательно должен быть мир и покой. В противном случае ты сгоришь.