Служанка, контракт, агентство, своя клиника, дом размером с районную библиотеку – Анжеле казалось, что она сходит с ума. Тут навстречу вышла пожилая женщина вся в чёрном.
– Это мама, она носит траур по отцу и брату. – предупредил Ахмед. Женщина подошла, и начала что-то говорить по-арабски Ахмеду, Имаду, Анжеле так быстро, что успеть перевести было невозможно. Двумя ладошками она обхватила лицо Имада и всё целовала и плакала. Потом подошла к Анжеле, поцеловала, рукой гладя её по рукам, поворачивала, рассматривала, и всё время плакала.
Потихоньку, сквозь бесконечные слёзы и поцелуи, они вошли в дом.
Это было потрясающих размеров жилище, вся мебель была резная, с отделкой золотого цвета, высокие потолки и много ничем не заставленного пространства, сверкающего чистотой.
Они прошли в спальню, где служанка, распаковывая их багаж, что-то вешала в шкаф, что-то складывала для утюжки. Анжела подхватилась было помочь, но Ахмед увёл её, сказав «привыкай», и повёл дальше показывать дом. Он и сам ещё не привык к наличию работницы в доме, которую нанял Хади перед приездом мамы с Надин, но очень хотел произвести впечатление на семью.
– Теперь ты с мамой станешь тут хозяйкой! Она добрая, вы найдете общий язык. Имад, пошли, попробуешь, чего там бабушка Фудда наготовила.
Они пришли на кухню размером с пол минской квартиры, где был накрыт стол. Маленький Имад пробовал всё по очереди, но еда оказалась новой и непривычной, и есть он стал только жареную картошку. Анжела же получала просто невероятное удовольствие от новых вкусовых ощущений. Голубцы из виноградных листьев размером с мизинчик, паста из запечённых баклажанов, зеленый салат из более чем десяти ингредиентов, шашлык из баранины, плов с орехами. Да на лучших советских свадьбах не было такого меню!
К обеду приехали Хади и Надин, окончившая на сегодня свои лечебные процедуры. Она довольно свободно ходила и лишь иногда, совершив нечаянно резкое движение, морщилась от боли. Тётушка Надин, веселясь, пыталась общаться с «маленькой копией Ахмеда» то на английском, то на французском, то на арабском языке, от чего тот совсем загрустил.
– Сынок, тётя говорит, что мы очень похожи и что она очень рада наконец тебя увидеть.
– Папа, я их всех боюсь, я устал. – жаловался Имад, сидя с совершенно несчастным лицом и озираясь больше на молчаливого и угрюмого дядю Хади. – А почему он на меня так странно смотрит?
– Хади, мой сын волнуется, почему ты на него так странно смотришь? – сурово спросил Ахмед у брата по-арабски. Хади, не справляясь с калейдоскопом своих эмоций, хотел было просто сухо возразить, но глянув на взъерошенного и сонного племянника, ковыряющегося вилкой в незнакомой пище и глубоко вздыхающего, пристыдился, взял его за руку, пересадил к себе на колени.