— Нижнее белье, — вытолкнуло мое горло.
Лучше б оставило внутри. Девушка без зазрения совести шагнула ко мне. Босые ноги пришлепали по тесаному полу, правая ладонь задрала верхнюю простыню моего лежака, левая ткнула в нижнюю:
— Да вот же. Смотри, показываю!
Боковым зрением я видел. Видел прекрасно. Но видел больше, чем требовало воспитание. Соседка, которую это нисколько не смущало, требовательно ждала. Пришлось повернуть голову и кратко кивнуть склонившемуся надо мной созданию. Посчитав недоразумение исчерпанным, Зарина выпрямилась. Руки задумчиво сложились на удивленно раскосой глазастой груди.
— А-а, поняла. У вас это называется по-другому. Тебе надо привыкать. Вот эта вещь у нас, — ее опустившаяся ладонь вновь подхватила и вздернула к моим глазам простыню, — называется простыней.
Я подавил нервный смешок.
— У нас тоже.
Девушка всплеснула руками:
— Тогда почему же…
— Заринка, мать твою-мою-нашу! — раздался вопль в соседней комнате, слышимый, наверное, и на Святом причале.
Не описать моей радости печатными словами. Еще не оказывался в столь позорной ситуации, когда мысли увязают как мухи в меде, оставшийся без высшего командования язык мелет чушь, а глаза требуют оградить от потрясающего организм зрелища… и одновременно не желают уводиться в сторону.
— Заринка, в гроб тебе гвозди по самые дыни и колючку в арбуз! — донеслось уже ближе.
Говорят, смена деятельности — лучший отдых. А для бурлящих эмоций нет ничего лучше смены их вектора.
— У вас пользуются гробами? — Удивление поползло из меня, как бока из заниженных джинсов чересчур уверенной в себе дамы Бальзаковского возраста. Зрелище похорон самоотверженного бойника до сих пор стояло в глазах. Никакими гробами там не пахло.
— Чем? Какими гробами? — Златокудрая соседка расшнуровала завязку своих галифе, без единой тени сомнения стянула их, поочередно подняв ноги, и безмятежно прошла к своей выданной котомке.
Меня снова бросило в дрожь. Если здесь столь вольные нравы…
— Карина сейчас крикнула… — судорожно напомнил я происхождение темы разговора.
Как бы еще намекнуть насчет моей неготовности к подобной простоте и близости к природе. У нас разнополых учеников не селят в одной комнате, и у нас посторонние стесняются ходить друг перед другом даже в нижнем белье. Даже. А не. И если тут все так же и дальше, а то и не так, то… ух.
— Это кто-то из ангелов употреблял, — не прерывая занятий по переоблачению, пояснила Зарина. Бесцветные шаровары расправились в ее руках, взгляд придирчиво пробежался сверху донизу, руки зачем-то встряхнули свежевыглаженную вещь. Лишь после такого длинного ритуала ее ноги влезли в подставленные штанины. На вопли сестры девушка внимания не обращала: привыкла. Проделав аналогичные действа и пассы с рубахой, она добавила про гробы: — Обычное непонятное слово, в перемешивании с другими изображающее возмущение.