— усмехаясь, рассуждал хозяин газеты.
Что ж, я помогу господину Птахову насладиться бедами и несчастьями его богатого родственника. Ведь беда коварнее человека. Она приходит нежданно-негаданно, откуда её совсем не ждут. И казавшееся вечным милое семейное счастье начинает давать едва различимые трещинки, незаметно превращающиеся в разломы, отчего жизнь становится чередой нескончаемых трагедий. Нет, иногда будет складываться ощущение, что солнце выглянуло, и на смену дегтярной полосе неудач наступила светлая полоска радости. Но это ненадолго, и вскоре станет ясно, что иллюзорное счастье — мираж, а чёрно-белая последовательность — лишь внутренность одного тёмного круга, ставшего для несчастного теперь небом. И даже смерть не сулит избавления от страданий, ведь грехи не замолены и его давно ждут чёрные ангелы Преисподней.
Итак, для начала я уничтожу любимое растение Плотникова. А впрочем — нет. Пожалуй, я сначала убью кого-нибудь из его домашних питомцев. Их присутствие делает любой дом живым. Интересна будет реакция издателя на будничное, в общем-то, событие. А потом возьмусь за более серьёзное дело. Представляю, сколько радости будет у Птахова, когда на голову его удачливого шурина свалится целый камнепад несчастий. Одно за другим, нескончаемым потоком. Знал бы титулярный советник Кузьма Матвеевич Птахов, какие я заготовил испытания его беспечному и удачливому родственнику! Ох, и обрадовался бы он! Итак, посмотрим, кто из нас умнее за шахматной доской жизни. «Alea jacta est!»(Продолжение следует).
— Да-с, — вздохнул Клим Пантелеевич. — Дело обстоит хуже, чем я ожидал. Этот субъект очень хорошо осведомлён обо всём, что происходит в этом доме.
— Господи! — воскликнул Толстяков и заходил по кабинету. — Я не могу поверить в этот кошмар! Он полностью контролирует мою жизнь. Как такое может быть?
— Успокойтесь, Сергей Николаевич. А то ведь получается, что первой своей цели наш адресант уже добился.
— Это какой же?
— Вывести вас из равновесия, заставить нервничать.
— Вы правы, — кивнул Толстяков и упал в кресло. — А что вы думаете в рассуждении моего шурина? Вероятно, Бес, хочет настроить меня против него?
— Но ход, согласитесь, интересный. Упоминая Пантелеймона Алексеевича, он добивается для себя сразу трёх преференций: во-первых, закладывает вам в душу неприязнь к нему (в его игре с нами это неплохой козырь), во-вторых, даёт нам понять, что он где-то рядом и наблюдает за нами, точно мы марионетки под фонарём паноптикума, ну и в-третьих, выводит нас на объект подозрения, который, скорее всего, является негодным. Фактически, он пытается нами манипулировать. Но пока мы не предпринимаем никаких ответных шагов, все его басни — не более чем весьма посредственная беллетристика.