Ардашев и Толстяков направлялись в нижнюю часть города, где названия улиц и переулков говорили о занятии их жителей: переулок Шкиперский, Ремесленный, Кузнечный, улица Мещанская… Здесь царило оживление, шумел базар и была сосредоточена вся городская торговля. В кофейнях и духанах стоял шум, слышалась турецкая, армянская и греческая речь. В воздухе чувствовался смешанный запах кофе, кальянов, жареной рыбы, свежеиспечённых лепёшек с кунжутом и разнообразных специй. Заезжему визитёру могло показаться, что он находится не в России, а где-нибудь в Персии. Лёгкие двери контор, всевозможных предприятий и лавок были открыты настежь, и только надписи над ними давали возможность разобраться, чем конкретно занимаются их хозяева: «Посуда. Братья Хиониди, братья Черномордик», «Галантерейный магазин «О-бон-марше», «Велосипеды «Дукс», «Комиссионерская контора по продаже земельных участков и домов М.П. Путятина», «Мебельная мастерская Верниковского», «Нотариус А.А. Шелковской», «Фотография Денисенко», винно-шашлычная «Кахетия», духан «Домашние вина», контора «РОПиТ», «Колониальные товары братьев Токмакиди», «гостиница «Мадрид» …
Завидев увитую актинидией беседку со столиками, Ардашев предложил отдохнуть, и газетчик с удовольствием согласился. Мальчишка-официант быстро принёс кофе по-турецки и два стакана холодной воды.
— Чувствую, неспроста вы предложили эту прогулку, — отхлёбывая горячий напиток, проговорил Толстяков. — Думаете, я замечу кого-нибудь знакомого и мы, таким образом, определим, кто же устраивает со мной эту дьявольскую игру?
— Не только. Хотелось поговорить с вами наедине в спокойной обстановке.
— Сергей Николаевич! Душевно рад нашей случайной встрече, — послышался чей-то голос.
Ардашев и Толстяков обернулись.
— Познакомьтесь, господа, — вставая, выговорил издатель. — Актёр и художественный руководитель местного театра Фёдор Лаврентьевич Бардин-Ценской и мой старинный друг Клим Пантелеевич Ардашев, присяжный поверенный.
— Очень рад. И как современный зритель? Привередлив? — спросил Клим Пантелеевич.
— Местные в театр ходят мало, а отдыхающие избалованы столичными постановками. Им подавай «Ревизора» или на худой конец «Свадьбу Кречинского». А у нас труппа — раз, два и обчёлся. Пытались поставить Островского «Волки и овцы» так некоторым актёрам приходилось по два раза гримироваться и менять костюмы. А зритель — не дурак, распознал. Свистеть начали, ногами топать. Одно слово — провинция.
— Да вы присаживайтесь, — пригласил Толстяков. — Может быть кофе?
— Благодарю. Но я тороплюсь на репетицию. Шёл мимо, вас увидел. Дай, думаю, потревожу главного редактора самой известной газеты, узнаю, что там с моим романишком.