— А потому что именно вы подозреваетесь в этом преступлении, и от ваших ответов будет зависеть ваша дальнейшая судьба.
— Я? То есть как? — дрожа всем телом, возмутился Толстяков.
— А причём здесь мировой судья? — вмешался податной инспектор.
— Видите ли, согласно Уставу Уголовного Судопроизводства, в нашем городе обязанности судебных следователей по делам подсудным Окружному суду возлагаются на участковых мировых судей. Опытная станция относится к участку Арсения Ивановича. Итак, — он обернулся к владельцу имения, — я предлагаю уединиться и поговорить.
— Что ж, прошу в кабинет, — придя в себя, пролепетал Сергей Николаевич и, кивая на присяжного поверенного, добавил: — Я бы хотел, чтобы со мной находился присяжный поверенный Ардашев
— Ардашев? — пристав удивлённо повёл бровью. — Из Ставрополя?
Клим Пантелеевич поднялся.
— Очень приятно! Я ведь тоже из Ставрополя, — улыбнулся Закревский, и пожал адвокату руку. — Служба забросила меня в Новороссийск, а оттуда — в Сочи. Но я премного наслышан о вас. Ефим Андреевич Поляничко — мой старинный друг. Мы встречались с ним в прошлом году, и, чего греха таить, выпили по рюмочке. Он очень тепло о вас отзывался. Знаете, я отпуск всегда у родителей провожу. Там на Хопёрской, за аптекой Байгера, стоит отцовский особняк.
— Смею напомнить, Филипп Ерофеич, что присяжный поверенный не может присутствовать при проведении предварительного следствия, — недовольно пробубнил Дериглазов.
— Это любой другой не может, — подкручивая правый ус, возразил пристав, — а Климу Пантелеевичу сам Бог велел. Он уже стольких злодеев отыскал, что пора нашему родному министерству ему выдать награду. Вот и сейчас его присутствие не будет лишним.
Мировой судья пожал плечами, но уступил, не желая ссориться с полицейским.
Толстяков, Ардашев и двое визитеров под удивлёнными взглядами оставшихся проследовали в кабинет.
Владелец «Петербургской газеты» плотно закрыл дверь, и, указав на стулья и кресла, уселся за рабочий стол.
— Ну-с, господа, я готов ответить на все ваши вопросы, — с едва заметным волнением начал он.
Дериглазов вынул из портфеля открытое письмо и положил перед Толстяковым.
— Узнаёте?
Сергей Николаевич надел пенсне и взял карточку.
— Почерк вроде бы мой, — неуверенно вымолвил издатель, — только я не припомню, чтобы это писал.
— А подпись чья? — не унимался Дериглазов.
— Я бы сказал, что она похожа на мою.
— Что значит «похожа»? Ваша или нет?
— А то и есть, что именно «похожа», потому что последний завиток сильно уходит вверх, а я так не расписываюсь.
— А слова: «Тебе, милая»?