Воспользовавшись предоставленной минуткой одиночества, Стас обмяк, раскинулся и просторном кресле и, углубляясь в себя, прикрыл глаза.
Почти сразу он почувствовал, как рядом кто-то сел.
— Привет.
Инга.
Стас открыл глаза — она действительно сидела рядом, чуть исподлобья поглядывая на него своими темными глазами,
— Здравствуй, — ответное приветствие произнесено было без улыбки, приличествующей встрече старых знакомых, даже как-то подавленно. Словно загнанного в угол ежа любопытная овчарка вынудила на не совсем желаемое общение.
Возникла неловкая пауза. Пока Инга исподволь разглядывала Стаса, явно ожидая от него начала разговора, сам мученик нетерпеливо поерзывал, ожидая возвращения друзей; оно непременно смутит его, но и даст шанс на избавление. Сердце подсказывало Инге, что сумрачная колючесть Стаса — проявление почти детской ревности, может, даже безотчетной. Столько лет спустя?
— Это твои друзья? — Она указала в сторону стоящих к ним спиной Игоря и Олега.
Стас кивнул, подчеркнуто сдержанно. Инга постаралась изобразить на лице предельно легкую улыбку:
— Что-то отмечаете?
— Да… — хрипло булькнул Стас, морщась, прокашлялся и добавил, — День независимости государства Израильского.
В первую секунду Инга нахмурилась, чуть подалась назад и прикинула: просто ли это шутка или сигнал о нежелании с ней разговаривать. Отдав предпочтение первому, широко улыбнулась, обнажая жемчужинки верхних зубов и игриво поинтересовалась:
— Часто вы отмечаете такие даты?
Стас пожал плечом:
— Как и положено — раз в год.
Друзья, наконец, возымели желанную влагу и направились обратно к столику. Олег уже в начале пути отреагировал на изменение ситуации: сунул один из своих бокалов почти спящему Игорю и освободившейся рукой принялся энергично взъерошивать доселе приглаженные смоляные волосы, придавая себе облик нахохлившегося попугая. Он полагал и, судя по известным успехам, не без оснований, что столь оригинальный вариант прически производит на представительниц слабого пола неизгладимое впечатление. Правда, иной раз близкое к шоку («Женщина для мужчины всегда была тем же, чем Россия для Наполеона!» — разводил он тогда руками).
У столика Олегу пришлось выстоять не менее минуты в нервном ожидании представления, после чего он взял инициативу в свои руки:
— Стас! Мог бы и не вынуждать своего самого большого, хотя и не самого толстого, друга брать на себя непомерную наглость самостоятельно знакомиться с сидящей рядом с тобой прелестной дамой!
На лице Стаса промелькнула гримаса смеси сразу двух чувств. В первый миг он чуть было не улыбнулся, в который раз поймав себя на мысли, что витиеватость речи в присутствии слабого пола свойственна Олегу и ему (Инга — случай особый, так что не считается) в равной мере. Но тут же по губам полоснула дрожь раздражения — стало еще неуютнее.