— Потому–то на манёврах у нас возникают определённые трудности, — продолжил интересную тему юный Кусков. — Зато на смотрах выглядим потрясающе. Крупные вороные кони и румяные всадники на них. Князю хлоп — благодарность. Он солдатам от себя — пива в награду. Те лошадям — оставшийся от обеда хлеб. И все довольны.
— Представьте, Константин Александрович, кроме положенного дневного рациона, выражающегося в девяти фунтах зерна и девяти фунтах сена, ещё и хлеба нажрутся, — покачал головой Рубанов. — Вот и киты…
— Солдаты с мешками из рогожи в казарму к гренадёрам ходят. У тех тоже куски остаются, — продолжил Кусков. — А я своему Москалю специально буханку покупаю. Из Малороссии жеребца привезли.
— Он, наверное, ещё и горилку пьёт, — загоготал Бутенёв.
— Мы хотя и Сумские гусары, но больше по жжёнке ударяем, да по водочке. Это пусть в Павловском полку шампанское вёдрами хлыщут, — вспомнил старшего брата Глеб. — Вот и пришлось нам за свой счёт лошадок купить и объезжать на охоте.
— Зато сейчас они выдрессированы словно собаки, — похвалился Олег.
— Правда, от зайца шарахаются, — зареготал Глеб.
— Командир у вас хороший, — чего–то вспомнив, грустно произнёс Бутенёв. — А в газетах пишут, что в Севастополе какой–то лейтенант Шмидт объявился. Присягу царскую нарушил и моряков на бунт подбивает.
— Я слышал о Петре Петровиче Шмидте, — наморщил в задумчивости лоб Рубанов. — Контр–адмирале… Ах, да… Ещё у него младший брат есть. Владимир Петрович. Полный адмирал с тремя орлами на погонах. Флагман эскадры Балтийского флота был. Отец чего–то о нём рассказывал, а чего — не помню.
— Правильно. А этот — Шмидт–третий. Непутёвый отпрыск Петра Петровича и тоже — Пётр Петрович. Так положено старшего сына в семье называть. Ну, как у вас — Акимом или Максимом.
Поручик Банников вместе с другими офицерами полка внимательно слушал речь полковника.
Командир полка на этот раз собрал их не в тесном кабинете, а в библиотеке.
— Книги, господа, читать нам теперь некогда, — ходил перед сидевшими в креслах, на диванах и за большим круглым столом офицерами. — И чего путное пишут современные авторы? Толстой, Горький или Куприны всякие… Восстанавливают народ против власти и армии. А мы потом — расхлёбывай, — остановился у окна и глянул в сторону моря. — То бунт на броненосце «Потёмкин Таврический»… Теперь в Севастополе морячки бузят… Это их выражение, — задёрнул гардину и, убрав руки за спину, вновь принялся шагать по вытоптанному ковру. — После дарования Манифеста, народ по всей России словно сошёл с ума. На улицах гремит «Марсельеза» и кругом митинги с антиправительственными речами. А собрал вас по причине того, что в Севастополе начались массовые беспорядки, и из Киева пришёл приказ направить туда батальон нашего полка, — оглядел напряжённо слушающих его офицеров. — Может, придётся применять оружие… Кто к этому готов?..