— Правильно. Хватит нам Девятых январей. Ошибиться можно один раз.
— Но ведь их же схватят жандармы, осудит суд, и может, даже, повесят.
— Революция поедает своих детей, — с жадностью откусил от батона колбасы. — Это я в Париже от кого–то из революционеров слышал. Ничего… Им на смену придут другие. А мы получим денежки… Ты адрес Савинкова не забыл в письме указать? — на секунду прекратил жевать Гапон.
— Не забыл, не забыл. И явки других боевиков написал.
— Рачковский будет чрезвычайно доволен, — с удвоенной энергией заработал челюстями. — И хорошо нам заплатит. Я брошу к чёртовой маме этот промозглый Петербург и куплю домик в Полтаве, — вновь откусил от батона колбасы. — Во дворе вишни цветут… Травка зелёная… Домик собственный… Неси скорее письмо.
— Ты давно мог бы домик в Полтаве купить, — поднялся с холодного стула Рутенберг. — Помню, как чеком на пятьдесят тысяч хвастался.
— Всё до копеечки в Париже растряс. Лариса Петровна помогла и другие бабы.
— Рабочие думали, ты на революцию деньги собираешь, — направился к дощатой щелястой двери хозяин дачи.
— Работяги, как были дураки, так дураками и помрут… Мы ведь не такие? — жуя колбасу, следил, как Рутенберг отчиняет небольшой висячий замок.
— Вдруг это не дураки, а судьи твои? — распахнул дверь, видя, как у гостя в прямом смысле кусок пищи стал камнем в горле.
Гапон попытался вскочить, но не успел.
Выбежавшие рабочие опрокинули его вместе со стулом на пол и стали месить ногами.
— Гадина. Предатель. Мы тебе верили…
Один из рабочих скинул с железного крюка шубу и прикрепил верёвку.
— Ребята, сюды тащите полицейского попа. Пусть с крюка любуется Полтавой с вишнями…
Император 2 апреля, на Пасху, согласно давней традиции, христосовался в Большом Екатерининском дворце с придворной челядью и чиновниками министерства Императорского Двора в количестве 600 человек.
Так написали об этом событии российские газеты.
3 апреля — со свитой и чинами охраны, коим делал подарок, награждая
царским рублём. В этот день набралось 850 человек.
После Пасхальной недели, 9 апреля, государь провёл совещание в Царском Селе по вопросу обсуждения проекта Основных Законов Российской Империи.
— Я уже месяц держу этот проект у себя, — оглядел царедворцев, остановив взгляд на Витте. — И всё ещё не решил, как должна звучать четвёртая статья: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть», — указано в проекте. А прежний текст гласил: «Самодержавная и неограниченная». — Вот главнейший вопрос.
— Ваше величество, — взял слово граф Пален, выручив Витте. — Я не сочувствую Манифесту от 17 октября. Но он есть! Вам, государь, было угодно ограничить свою власть, — уколол императора.