Какой же идиот мог сидеть в трюме корабля и двое суток выстукивать молотком по переборке позывные SOS, когда у него под килем боролись за жизнь, надеялись на спасение, гибли в огне 23 боевых товарища?! Это кощунство. Когда главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны Виктор Колкутин, возглавлявший судебно-медицинских экспертов в этом уголовном деле, обратился с иском о защите чести и достоинства к «Новой газете» и корреспонденту Елене Милашиной, я, представляя интересы редакции и журналиста, заявил, что иск не подлежит удовлетворению, поскольку отсутствует предмет посягательства. В этой книге подробно рассказано, как фальсифицировались две экспертизы, как действовал механизм «спасения» адмиралов, где, когда, кто и во имя чего скрывал правду от общества, от семей членов погибшего экипажа.
По процессуальному положению я — представитель потерпевших, с точки зрения уголовно-процессуального закона, моя позиция — не что иное, как позиция одной из сторон в процессе. Раньше эта позиция излагалась в ходатайствах и жалобах. Сегодня, когда я почти достиг предела процессуальных возможностей, я озвучиваю ее перед судом общества. Позиция прокуратуры, стороны обвинения, отличается от позиции тех потерпевших, чьи интересы я представляю, хотя по закону потерпевшие тоже относятся к стороне обвинения. Я стараюсь показать позицию обвинения именно такой, какая она есть на самом деле. Оценки, которые даются в книге по мотивам принятых решений, — это не более чем мой личный взгляд и мои личные оценки.
Взять на себя защиту интересов семей экипажа, а позже сесть за книгу меня заставили страх и стыд. Страх за наших детей и внуков, а стыд даже не за то, что такая катастрофа произошла. В конце концов, ни один флот, даже флот таких морских держав, как США или Великобритания, не застрахован от подобных трагедий. Но скрывать причины и обстоятельства, укрывать виновных — прямой путь к повторению катастрофы.
В деле «Курска» я уперся в стену, возведенную властью. Пробить эту стену из судебных и прокурорских решений может только общество, которое очень хочет, но пока не может называться гражданским. Я сделал все или почти все, чтобы добиться возобновления расследования по факту катастрофы. Я проиграл все сражения, но это не значит, что проиграл войну. Есть еще ресурсы, есть силы и есть убежденность в правоте.
После того как Московский гарнизонный военный суд отклонил мою жалобу на постановление о прекращении уголовного дела и это постановление вступило в законную силу, можно было бы успокоиться. Но я доведу это дело до конца в память о лучшем российском экипаже подводной лодки, для детей тех подводников, кто успел в своей короткой жизни ими обзавестись, для моряков, которые служат сейчас и будут служить после нас.